Едва появившийся в печати роман И.С. Тургенева «Отцы и дети» породил множество споров и критиков, и читателей, и других литераторов. До сих пор это произведение волнует умы, заставляя задумываться над его идеей, пытаться разгадать образы героев…

Автор романа впервые употребляет на страницах книги слово, которое впоследствии станет нарицательным и получит широчайшее распространение: нигилизм. Как опытный и тонко чувствующий всё, что происходит вокруг, именно И. Тургенев так остро ощущает изменения, которые происходят в обществе того времени. Он отмечает не только межпоколенные изменения, заставляющие «детей» искать удовольствие и удовлетворение потребностей не в традиционных для человека того времени занятиях, а в новых тенденциях; «свободомыслие» является одной из таких тенденций.

При этом в романе отчётливо наблюдается и социальный антагонизм в обществе; это время, когда «плебеи» встали во весь рост и осознали, что и у них есть гордость, что они ничем не хуже «баричей», как иронично Базаров назовёт своего приятеля Аркадия. Это сложное и многоаспектное противоречие находит своё воплощение в одной из самых напряжённых и интересных линий романа «Отцы и дети» - линии о взаимоотношениях Евгения Васильевича Базарова и Павла Петровича Кирсанова.

Сам Тургенев, создавая эти образы, признавался, что, принадлежа к тому же классу, что и Кирсанов, он, автор, больше симпатизирует грубому, резкому и деятельному Базарову. В одном из писем он честно и искренно заявлял, что, за исключением отношения Евгения ко всему художественному, творческому, он разделяет почти все его взгляды. Тургенев занимает срединную, «золотую», позицию, уравновешивающую полностью противоположные мнения своих героев.

Базаров, как представитель класса «героев времени», типа персонажей, открытого ещё А.С. Пушкиным в романе «Евгений Онегин», изображён художником честно, без прикрас: это злая и крепкая фигура, «наполовину выросшая из земли», не лишённая истинно русских черт - трудолюбия, простоты, сердечной пылкости. Своей искренностью и открытостью Евгений притягивает внимание и поражает воображение. Кирсанов -старший же создан как образ гипертрофированный, гиперболизированный и во многом ироничный - однако и его фигура в своей непохожести на главного героя вызывает глубочайший интерес - как, впрочем, и интерес к конфликту между ним и Базаровым.

Впервые герои - антагонисты сталкиваются по приезде окончившего университет Аркадия домой. Несмотря на то, что до откровенных словесных столкновений им ещё далеко, оба героя, и манерный Павел Петрович, и нарочито неопрятный Базаров настораживаются, не принимая друг друга. Даже во внешнем облике персонажей прослеживается удивительное противоречие, кажется, исключающее всякую возможность их дружелюбного отношения друг к другу. Так, Кирсанов, привезший из Европы «страсть ко всему английскому», одевается нарочито изысканно, чем сильно выделяется не только среди слуг, но и среди многих других провинциальных дворян. Он, подобно Онегину, думает «о красе ногтей», и их аккуратность вызывает раздражение у Базарова. Аристократические привычки Павла Петровича Тургенев подчёркивает при помощи одной детали: его постоянно сопровождает запах одеколона. При объятиях с племянником он трижды касается его щёк «надушенными усами»; герой велит обкуривать ароматной водой свою комнату, морщится и нюхает одеколон и т.д.

Базаров же, который всячески подчёркивает свою связь с народом, с землепашцами, выставляет напоказ своё незнатное происхождение. Он не гонится за модой и чурается изысканности, наоборот - его жизнь составляет крайне простой быт, небрежность, граничащая с неопрятностью, презрение к роскоши. Павла Петровича смущает красная рука Базарова, выдающая незнакомство молодого доктора с перчатками, скромный балахон, длинные неухоженные волосы. Именно Кирсанов - старший первым выражает своё недовольство общением со своим противником. При встрече аристократ не подаёт руки Евгению Васильевичу и даже убирает её обратно в карман. Эта деталь символизирует начало будущих идеологических столкновений.

Особое отличие в отношении героев друг к другу. Несмотря на то, что первое впечатление друг о друге у обоих сложилось непривлекательное, именно Кирсанов стал первым предпринимать попытки «уесть» разночинца-Базарова. Отчего-то в его душе проснулась настоящая ненависть к этому незнакомому человеку, в то время как Евгений долгое время избегает реакции на колкости Павла Петровича; он относится к Кирсанову прохладно, равнодушно, а не негативно. В самом первом споре он и вовсе не дискутирует, но тезисно высказывает все свои убеждения, противоречащие мнениям Кирсанова.

Евгений сразу причисляет Павла Петровича к плеяде «романтиков», которых он считает совершенно бесполезными для общества. Себя же он относит к нигилистам, реалистам, к людям, готовым «расчистить место» для всего нового, к тем, кто уничтожит старые принципы. Он практик, который не терпит ничего бессмысленного, на его взгляд, бесполезного. Базаров - человек, раздражающий Павла Петровича своей развязной манерой говорить и обращаться с ним, с аристократом. Отрицание приличий и этикета есть проявление той самой «плебейской гордости», которая удивляет Кирсанова. Если раньше разночинец пользовался милостью дворянина и мог быть вхож в его дом, то сейчас это - явление повсеместное; нет больше того трепета и… подобострастия, что ли, которые были так характерны раньше. Эти происходящие в социуме изменения вызывают раздражение старого светского льва, который не готов смириться с постепенным утрачиванием дворянского авторитета. Это становится одной из причин его ненависти к своему антагонисту.

Однако несмотря на кажущееся противостояние, у Базарова и Кирсанова не так уж и много взаимоисключающих мнений. В первую очередь они касаются отношения к жизни и к любви. Так, Павел Петрович считает себя человеком принципиальным; он цепляется за эти рамки приличия, норм. Во многом именно эти рамки сдерживают его и не дают «потерять лицо». Базаров же отрицает любые авторитеты; его тезис - уважение нужно заслужить, заслужить собственным трудом.

Любовь - крайне спорное явление, кардинально отличающееся во взглядах героев. Павел Петрович некогда был влюблён - сильно, отважно, отчаянно, но в силу обстоятельств эту любовь он потерял, но сохранил тот благоговейный трепет к женщине, к чувству. Евгений Васильевич же выступает против любви как чувства, способного создать одни лишь неприятности, чувства, делающего любого человека уязвимым. Не позволить женщине завладеть и коником пальца - вот его убеждение.

При всём при этом и судьбы, и трагизм личностей героев на самом деле очень похожи. Тургенев нарочно сближает персонажей при всём их кажущемся отрицании друг друга, демонстрируя несостоятельность обоих типов мышления, двух мировоззрений.

Один из критиков утверждал, что Базаров не смог найти друзей, поскольку не встретил личность столь же сильную, что и он сам - а довольствоваться ролью «хозяина» в дружеских отношениях он не хотел, так что предпочитал ни с кем особенно не сближаться. При этом Павел Петрович - личность, по силе сравнимая с Базаровым. Вполне вероятно, что именно из них могли бы получиться настоящие друзья, если бы не трагическое окончание судеб обоих.

Итак, как уже было сказано выше, на самом деле герои и их убеждения не настолько противоположны, как может показаться. Это одинаково сильные личности, способные подчинять других людей своей воле и не желающие пользоваться этой способностью. Кирсанов и Базаров удивительно самолюбивы, горды, что тоже объединяет их. Обоих героев таинственным образом тянет к Фенечке, и оба понимают, что эти желания эгоистичны, порочны и бессмысленны. Судьбы героев окажутся удивительно похожи: отрицающий любовь, «убивающий в себе романтика», Базаров полностью повторяет трагическую историю Павла Петровича, влюбляясь в упоительную женщину - сфинкса, ставит всё на карту этой любви и, сломавшись, не выдерживает поражения.

Особая схожесть наблюдается во взглядах героев на искусство и в отношении к народу. Так, Кирсанов защищает прекрасное - но сам абсолютно равнодушен к творчеству. Базаров отрицает пользу искусства - и при этом демонстрирует удивительное знание произведений Жуковского, да и других романтиков.

И Павел Петрович, и Евгений Васильевич одинаково относятся к народу: они общаются с ним и видят его силу, но при этом одинаково сильно презирают крестьянство за его «темноту». Отличие состоит лишь в том, что Базаров не скрывает своего презрения, а Павел Петрович стремится спрятаться за маской добродетели.

Дуэль Базарова и Кирсанова - трагическая попытка разрешить неразрешаемое противоречие. Не в силах принять сторону другого, полнейшее отрицание чужого мнения приводят к необходимости избавления. Пылкое сердце Базарова отчётливо проявляется в этом эпизоде. Нигилист, прекрасно понимающий бессмысленность дуэли, соглашается на этот исключительно светский, аристократический обычай, тем самым наступая на горло собственным убеждениям. Этот на самом деле добрый и чувствительный человек оказывает помощь сопернику и даже помогает тому найти благовидный предлог для дуэли, чтобы скрыть его истинную причину и уберечь от волнений Аркадия и Николая Петровича.

Перед своей гибелью Базаров неожиданно для самого себя признаётся: он не нужен России, он ничего ей не дал. Пожалуй, теми же словами можно охарактеризовать судьбу Павла Петровича: недаром после венчания брата и племянника он покидает имение и отправляется в Дрезден, далеко от Родины, понимая, что и он, как и Базаров, неспособен дать ей ничего. Тургенев, как умелый психолог, раскрывает несостоятельность и бесперспективность максималистических мироощущений и Павла Петровича, и Евгения Базарова, демонстрируя необходимость найти «золотую середину» между прагматизмом и своего рода догматизмом.

Схватка произошла в тот же день за вечерним чаем. Павел Петрович сошел в гостиную уже готовый к бою, раздраженный и решительный. Он ждал только предлога, чтобы накинуться на врага; но предлог долго не представлялся. Базаров вообще говорил мало в присутствии "старичков Кирсановых" (так он называл обоих братьев), а в тот вечер он чувствовал себя не в духе и молча выпивал чашку за чашкой. Павел Петрович весь горел нетерпением; его желания сбылись наконец.
Речь зашла об одном из соседних помещиков. "Дрянь, аристократишко", -- равнодушно заметил Базаров, который встречался с ним в Петербурге.
-- Позвольте вас спросить, -- начал Павел Петрович, и губы его задрожали, -- по вашим понятиям слова: "дрянь" и "аристократ" одно и то же означают?
-- Я сказал: "аристократишко", -- проговорил Базаров, лениво отхлебывая глоток чаю.
-- Точно так-с: но я полагаю, что вы такого же мнения об аристократах, как и об аристократишках. Я считаю долгом объявить вам, что я этого мнения не разделяю. Смею сказать, меня все знают за человека либерального и любящего прогресс; но именно потому я уважаю аристократов -- настоящих. Вспомните, милостивый государь (при этих словах Базаров поднял глаза на Павла Петровича), вспомните, милостивый государь, -- повторил он с ожесточением, -- английских аристократов. Они не уступают йоты от прав своих, и потому они уважают права других; они требуют исполнения обязанностей в отношении к ним, и потому они сами исполняют свои обязанности. Аристократия дала свободу Англии и поддерживает ее.
-- Слыхали мы эту песню много раз, -- возразил Базаров, -- но что вы хотите этим доказать?
-- Я эфтим хочу доказать, милостивый государь (Павел Петрович, когда сердился, с намерением говорил: "эфтим" и "эфто", хотя очень хорошо знал, что подобных слов грамматика не допускает. В этой причуде сказывался остаток преданий Александровского времени. Тогдашние тузы, в редких случаях, когда говорили на родном языке, употребляли одни -- эфто, другие -- эхто: мы, мол, коренные русаки, и в то же время мы вельможи, которым позволяется пренебрегать школьными правилами), я эфтим хочу доказать, что без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе, -- а в аристократе эти чувства развиты, -- нет никакого прочного основания общественному... bien public {общественному благу (франц.).}, общественному зданию. Личность, милостивый государь, -- вот главное: человеческая личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней все строится. Я очень хорошо знаю, например, что вы изволите находить смешными мои привычки, мой туалет, мою опрятность наконец, но это все проистекает из чувства самоуважения, из чувства долга, да-с, да-с, долга. Я живу в деревне, в глуши, но я не роняю себя, я уважаю в себе человека.
-- Позвольте, Павел Петрович, -- промолвил Базаров, -- вы вот уважаете себя и сидите сложа руки; какая ж от этого польза для bien public? Вы бы не уважали себя и то же бы делали.
Павел Петрович побледнел.
-- Это совершенно другой вопрос. Мне вовсе не приходится объяснять вам теперь, почему я сижу сложа руки, как вы изволите выражаться. Я хочу только сказать, что аристократизм -- принсип, а без принсипов жить в наше время могут одни безнравственные или пустые люди. Я говорил это Аркадию на другой день его приезда и повторяю теперь вам. Не так ли, Николай?
Николай Петрович кивнул головой.
-- Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы, -- говорил между тем Базаров, -- подумаешь, сколько иностранных... и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны.
-- Что же ему нужно, по-вашему? Послушать вас, так мы находимся вне человечества, вне его законов. Помилуйте -- логика истории требует...
-- Да на что нам эта логика? Мы и без нее обходимся.
-- Как так?
-- Да так же. Вы, я надеюсь, не нуждаетесь в логике для того, чтобы положить себе кусок хлеба в рот, когда вы голодны. Куда нам до этих отвлеченностей!
Павел Петрович взмахнул руками.
-- Я вас не понимаю после этого. Вы оскорбляете русский народ. Я не понимаю, как можно не признавать принсипов, правил! В силу чего же вы действуете?
-- Я уже говорил вам, дядюшка, что мы не признаем авторитетов, -- вмешался Аркадий.
-- Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным, -- промолвил Базаров. -- В теперешнее время полезнее всего отрицание -- мы отрицаем.
-- Все?
-- Все.
-- Как? не только искусство, поэзию... но и... страшно вымолвить...
-- Все, -- с невыразимым спокойствием повторил Базаров.
Павел Петрович уставился на него. Он этого не ожидал, а Аркадий даже покраснел от удовольствия.
-- Однако позвольте, -- заговорил Николай Петрович. -- Вы все отрицаете, или, выражаясь точнее, вы все разрушаете... Да ведь надобно же и строить.
-- Это уже не наше дело... Сперва нужно место расчистить.
-- Современное состояние народа этого требует, -- с важностью прибавил Аркадий, -- мы должны исполнять эти требования, мы не имеем права предаваться удовлетворению личного эгоизма.
Эта последняя фраза, видимо, не понравилась Базарову; от нее веяло философией, то есть романтизмом, ибо Базаров и философию называл романтизмом; но он не почел за нужное опровергать своего молодого ученика.
-- Нет, нет! -- воскликнул с внезапным порывом Павел Петрович, -- я не хочу верить, что вы, господа, точно знаете русский народ, что вы представители его потребностей, его стремлений! Нет, русский народ не такой, каким вы его воображаете. Он свято чтит предания, он -- патриархальный, он не может жить без веры...
-- Я не стану против этого спорить, -- перебил Базаров, -- я даже готов согласиться, что в этом вы правы.
-- А если я прав...
-- И все-таки это ничего не доказывает.
-- Именно ничего не доказывает, -- повторил Аркадий с уверенностию опытного шахматного игрока, который предвидел опасный, по-видимому, ход противника и потому нисколько не смутился.
-- Как ничего не доказывает? -- пробормотал изумленный Павел Петрович. -- Стало быть, вы идете против своего народа?
-- А хоть бы и так? -- воскликнул Базаров. -- Народ полагает, что когда гром гремит, это Илья-пророк в колеснице по небу разъезжает. Что ж? Мне соглашаться с ним? Да притом -- он русский, а разве я сам не русский.
-- Нет, вы не русский после всего, что вы сейчас сказали! Я вас за русского признать не могу.
-- Мой дед землю пахал, -- с надменною гордостию отвечал Базаров. -- Спросите любого из ваших же мужиков, в ком из нас -- в вас или во мне -- он скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете.
-- А вы говорите с ним и презираете его в то же время.
-- Что ж, коли он заслуживает презрения! Вы порицаете мое направление, а кто вам сказал, что оно во мне случайно, что оно не вызвано тем самым народным духом, во имя которого вы так ратуете?
-- Как же! Очень нужны нигилисты!
-- Нужны ли они или нет -- не нам решать. Ведь и вы считаете себя не бесполезным.
-- Господа, господа, пожалуйста, без личностей! -- воскликнул Николай Петрович и приподнялся.
Павел Петрович улыбнулся и, положив руку на плечо брату, заставил его снова сесть.
-- Не беспокойся, -- промолвил он. -- Я не позабудусь именно вследствие того чувства достоинства, над которым так жестоко трунит господин... господин доктор. Позвольте, -- продолжал он, обращаясь снова к Базарову, -- вы, может быть, думаете, что ваше учение новость? Напрасно вы это воображаете. Материализм, который вы проповедуете, был уже не раз в ходу и всегда оказывался несостоятельным...
-- Опять иностранное слово! -- перебил Базаров. Он начинал злиться, и лицо его приняло какой-то медный и грубый цвет. -- Во-первых, мы ничего не проповедуем; это не в наших привычках...
-- Что же вы делаете?
-- А вот что мы делаем. Прежде, в недавнее еще время, мы говорили, что чиновники наши берут взятки, что у нас нет ни дорог, ни торговли, ни правильного суда...
-- Ну да, да, вы обличители, -- так, кажется, это называется. Со многими из ваших обличений и я соглашаюсь, но...
-- А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях, когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.
-- Так, -- перебил Павел Петрович, -- так: вы во всем этом убедились и решились сами ни за что серьезно не приниматься.
-- И решились ни за что не приниматься, -- угрюмо повторил Базаров.
Ему вдруг стало досадно на самого себя, зачем он так распространился перед этим барином.
-- А только ругаться?
-- И ругаться.
-- И это называется нигилизмом?
-- И это называется нигилизмом, -- повторил опять Базаров, на этот раз с особенною дерзостью.
Павел Петрович слегка прищурился.
-- Так вот как! -- промолвил он странно спокойным голосом. -- Нигилизм всему горю помочь должен, и вы, вы наши избавители и герои. Но за что же вы других-то, хоть бы тех же обличителей, честите? Не так же ли вы болтаете, как и все?
-- Чем другим, а этим грехом не грешны, -- произнес сквозь зубы Базаров.
-- Так что ж? вы действуете, что ли? Собираетесь действовать?
Базаров ничего не отвечал. Павел Петрович так и дрогнул, но тотчас же овладел собою.
-- Гм!.. Действовать, ломать... -- продолжал он. -- Но как же это ломать, не зная даже почему?
-- Мы ломаем, потому что мы сила, -- заметил Аркадий.
Павел Петрович посмотрел на своего племянника и усмехнулся.
-- Да, сила -- так и не дает отчета, -- проговорил Аркадий и выпрямился.
-- Несчастный! -- возопил Павел Петрович; он решительно не был в состоянии крепиться долее, -- хоть бы ты подумал, что в России ты поддерживаешь твоею пошлою сентенцией! Нет, это может ангела из терпения вывести! Сила! И в диком калмыке, и в монголе есть сила -- да на что нам она? Нам дорога цивилизация, да-с, да-с, милостивый государь, нам дороги ее плоды. И не говорите мне, что эти плоды ничтожны: последний пачкун, ип barbouilleur, тапер, которому дают пять копеек за вечер, и те полезнее вас, потому что они представители цивилизации, а не грубой монгольской силы! Вы воображаете себя передовыми людьми, а вам только в калмыцкой кибитке сидеть! Сила! Да вспомните, наконец, господа сильные, что вас всего четыре человека с половиною, а тех -- миллионы, которые не позволят вам попирать ногами свои священнейшие верования, которые раздавят вас!
-- Коли раздавят, туда и дорога, -- промолвил Базаров. -- Только бабушка еще надвое сказала. Нас не так мало, как вы полагаете.
-- Как? Вы не шутя думаете сладить, сладить с целым народом?
-- От копеечной свечи, вы знаете, Москва сгорела, -- ответил Базаров.
-- Так, так. Сперва гордость почти сатанинская, потом глумление. Вот, вот чем увлекается молодежь, вот чему покоряются неопытные сердца мальчишек! Вот, поглядите, один из них рядом с вами сидит, ведь он чуть не молится на вас, полюбуйтесь. (Аркадий отворотился и нахмурился.) И эта зараза уже далеко распространилась. Мне сказывали, что в Риме наши художники в Ватикан ни ногой. Рафаэля считают чуть не дураком, потому что это, мол, авторитет; а сами бессильны и бесплодны до гадости, а у самих фантазия дальше "Девушки у фонтана" не хватает, хоть ты что! И написана-то девушка прескверно. По-вашему, они молодцы, не правда ли?
-- По-моему, -- возразил Базаров. -- Рафаэль гроша медного не стоит, да и они не лучше его.
-- Браво! браво! Слушай, Аркадий... вот как должны современные молодые люди выражаться! И как, подумаешь, им не идти за вами! Прежде молодым людям приходилось учиться; не хотелось им прослыть за невежд, так они поневоле трудились. А теперь им стоит сказать: все на свете вздор! -- и дело в шляпе. Молодые люди обрадовались. И в самом деле, прежде они просто были болваны, а теперь они вдруг стали нигилисты.
-- Вот и изменило вам хваленое чувство собственного достоинства, -- флегматически заметил Базаров, между тем как Аркадий весь вспыхнул и засверкал глазами. -- Спор наш зашел слишком далеко... Кажется, лучше его прекратить. А я тогда буду готов согласиться с вами, -- прибавил он, вставая, -- когда вы представите мне хоть одно постановление в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания.
-- Я вам миллионы таких постановлений представлю, -- воскликнул Павел Петрович, -- миллионы! Да вот хоть община, например.
Холодная усмешка скривила губы Базарова.
-- Ну, насчет общины, -- промолвил он, -- поговорите лучше с вашим братцем. Он теперь, кажется, изведал на деле, что такое община, круговая порука, трезвость и тому подобные штучки.
-- Семья наконец, семья, так, как она существует у наших крестьян! -- закричал Павел Петрович.
-- И этот вопрос, я полагаю, лучше для вас же самих не разбирать в подробности. Вы, чай, слыхали о снохачах? Послушайте меня, Павел Петрович, дайте себе денька два сроку, сразу вы едва ли что-нибудь найдете. Переберите все наши сословия да подумайте хорошенько над каждым, а мы пока с Аркадием будем...
-- Надо всем глумиться, -- подхватил Павел Петрович.
-- Нет, лягушек резать. Пойдем, Аркадий; до свидания, господа.
Оба приятеля вышли. Братья остались наедине и сперва только посматривали друг на друга.
-- Вот, -- начал наконец Павел Петрович, -- вот вам нынешняя молодежь! Вот они -- наши наследники!
-- Наследники, -- повторил с унылым вздохом Николай Петрович. Он в течение всего спора сидел как на угольях и только украдкой болезненно взглядывал на Аркадия. -- Знаешь, что я вспомнил, брат? Однажды я с покойницей матушкой поссорился: она кричала, не хотела меня слушать... Я наконец сказал ей, что вы, мол, меня понять не можете; мы, мол, принадлежим к двум различным поколениям. Она ужасно обиделась, а я подумал: что делать? Пилюля горька -- а проглотить ее нужно. Вот теперь настала наша очередь, и наши наследники могут сказать нам: вы мол, не нашего поколения, глотайте пилюлю.
-- Ты уже чересчур благодушен и скромен, -- возразил Павел Петрович, -- я, напротив, уверен, что мы с тобой гораздо правее этих господчиков, хотя выражаемся, может быть, несколько устарелым языком, vieilh, и не имеем той дерзкой самонадеянности... И такая надутая эта нынешняя молодежь! Спросишь иного: какого вина вы хотите, красного или белого? "Я имею привычку предпочитать красное!" -- отвечает он басом и с таким важным лицом, как будто вся вселенная глядит на него в это мгновение...
-- Вам больше чаю не угодно? -- промолвила Фенечка, просунув голову в дверь: она не решалась войти в гостиную, пока в ней раздавались голоса споривших.
-- Нет, ты можешь велеть самовар принять, -- отвечал Николай Петрович и поднялся к ней навстречу. Павел Петрович отрывисто сказал ему: bon soir {добрый вечер (франц.).}, и ушел к себе в кабинет."

Разногласия во взглядах на жизнь либерала П.П.Кирсанова и нигилиста Е.Базарова приводят к постоянным столкновениям между ними. Они спорят о многих актуальных проблемах того времени. В результате мы видим их отношение к общественному строю, дворянству, народу, религии, искусству. Павел Петрович вынужден признать, что в обществе не все в порядке. Базарову же недостаточно мелкого обличительства, если прогнили основы. «Исправьте общество», - только в этом видит он пользу. Ответ Кирсанова: «Нам дорога цивилизация. Нам дороги ее плоды…». Значит, этот человек не собирается ничего изменять. В отличие от аристократов, главное занятие которых - «ничегонеделание», нигилисты не склонны заниматься пустыми разговорами. Деятельность - их главная цель. Но какая деятельность? Молодежь пришла разрушать и обличать, а построением должен заняться кто-то другой. «Сперва нужно место расчистить», - говорит Базаров. Не менее принципиальным является спор героев о русском народе. Павел Петрович умиляется его религиозностью и патриархальностью, отсталостью и традиционностью. Базаров же, напротив, презирает мужика за его невежество, считает, что «грубейшее суеверие душит страну». В то же время Кирсанов пренебрежительно относится к простым людям: разговаривая с крестьянами, он «морщится и нюхает одеколон». Базаров же гордится тем, что умеет говорить с народом, а его «дед землю пахал». Серьезные расхождения у «отцов» и «детей» обнаруживаются и в отношении к искусству, к природе. Павел Петрович не чуждается духовной жизни и культуры. Его раздражает отрицание Базаровым всего того, что не имеет практического смысла. Для Базарова же «читать Пушкина - потерянное время, заниматься музыкой смешно, наслаждаться природою - нелепо». Он считает, что искусство размягчает душу, отвлекает от дела. Кирсанов, понимая, что не может победить нигилиста в споре, прибегает к последнему способу решения проблемы - дуэли. Иронически изображая схватку, Тургенев подчеркивает нелепость поведения Павла Петровича, несостоятельность его убеждения, что силой можно заставить поколение «детей» думать так же, как поколение «отцов». Кирсанов и Базаров остаются каждый при своем мнении. В этом противостоянии нигилиста и аристократа не нашлось победителя. Финал романа подчеркивает безжизненность идей обоих героев. Павел Петрович уезжает в Дрезден, где продолжает вести аристократический образ жизни, понимая, что в России наступает совершенно другое время. Базаров отправляется в деревню к родителям, признав несостоятельность своих взглядов. Таким образом, в романе «Отцы и дети» И.С.Тургенев показал идейную борьбу двух поколений, борьбу отживающего свой век старого и рождающегося нового мира. Мы видим, что принципы и идеалы «отцов» уходят в прошлое, но и молодое поколение, вооруженное идеями нигилизма, не способно обеспечить будущее России, ведь прежде, чем разрушать, надо знать, что строить. Ни в коем случае нельзя отбрасывать опыт предшественников. Крепкая нить должна связывать одно поколение с другим, только тогда возможно движение вперед.

Роман И.С. Тургенева «Отцы и дети» был написан и опубликован в 1862 году, то есть фактически сразу после отмены крепостного права в России. Именно это событие и последовавшие за ним изменения в российском обществе побудили писателя обратиться к философским, идейным, морально-нравственным и эстетическим проблемам, получившим освещение в романе.

В основу композиции положен идейный конфликт между представителями старого и нового поколения. В более широком смысле это конфликт между представителями основных общественно-политических сил в России 50—60-х годов XIX века, то есть между дворянами-либералами (в лице братьев Кирсановых и Кирсанова-сына) и разночинцами (в лице Базарова).

В то же время роман «Отцы и дети» отражает и разногласия между Тургеневым (он был сторонником реформ, постепенного преобразования российского общества) и наиболее активными писателями-демократами, выступавшими за революционный путь проведения государственных преобразований (к этому лагерю принадлежали, в частности, Н.Г. Чернышевский и Н.А. Добролюбов).

Чтобы в полной мере оценить масштабность отражённого в романе конфликта, достаточно рассмотреть противоречия и расхождения во взглядах между «отцом» — Павлом Петровичем Кирсановым и представителем «детей», молодым разночинцем Евгением Базаровым.

Аристократ «на английский манер» Павел Петрович Кирсанов воспитывался на идеалах дворянства конца XVIII — начала XIX века, когда понятия сословной чести были основополагающими и неотделимыми от самого звания дворянина. В романе он предстаёт человеком, «весь облик которого, изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большей частью исчезает после двадцатых годов». Будучи убеждённым и непримиримым идеалистом, Павел Кирсанов не принимает и не может понять взглядов Евгения Базарова — студента-естественника, приверженца материалистической точки зрения на историю и развитие общества. Неудивительно, что после нескольких словесных перепалок за столом их противостояние заканчивается настоящей дуэлью — такой исход вполне отвечал этическим принципам аристократа Павла Кирсанова.

Евгения Базарова отличают непримиримость и категоричность суждений. Его взгляды основаны на неприятии всего, что ему видится косным, отсталым. Базаров отрицает практически всё, что не имеет естественной, материальной основы. И даже духовное начало он исключает из области своих интересов как нечто лишнее, мешающее. Всё это приводит к тому, что личность Базарова ярко выделяется как на фоне приверженного традициям семейства Кирсановых, так и на фоне Ситникова и Кукшиной — своих карикатурных «двойников», кичащихся показным нигилизмом. Нигилизм Базарова основан на внутреннем убеждении. Он заключается в отбрасывании всего ненужного, не относящегося к поставленным жизненным целям.

Сверхрациональная натура Базарова, высмеивающего и отвергающего изжившие себя принципы «отцов», представляется, на мой взгляд, более сильной и душевно устойчивой, чем характеры братьев Кирсановых. Вместе с тем жёсткость героя, его неспособность осмыслить чужие взгляды и признать за ними право на существование обрекают его на идейное одиночество.

Самым уязвимым в позиции Базарова является то, что, отрицая всё и вся, он ничего не противопоставляет взамен. Возмущённый его идеями и слепой верой в них, Павел Кирсанов восклицает: «Вы всё отрицаете, или, выражаясь вернее, вы всё разрушаете. Да ведь надобно и строить!». Справедливость этого упрёка очевидна.

Будучи убеждённым рационалистом и материалистом, Базаров не осознаёт, что в его душе вопреки всякой воле живёт романтик. И отнюдь не случайно именно испытание любовью стало той отправной точкой, с которой началось изменение характера героя и запоздалое переосмысление им своих жизненных позиций.

Столкновение с реалиями жизни, с невозможностью категорического отрицания всего — нравственных идеалов, искусства, любви — в финале романа приводит Базарова к трагическому ощущению пустоты. Он не видит для себя места в этом мире. «Я нужен России? Нет, видно, не нужен », — мужественно признаёт Базаров перед смертью.

К концу романа внутренне меняется и Павел Кирсанов. Можно предположить, что определённую роль в этом сыграла его дуэль с Базаровым: выздоравливая после ранения, Павел Петрович много размышлял обо всём случившемся и несколько смягчился по отношению к молодёжи. «Мы люди уже старые и смирные; пора нам отложить в сторону всякую суету», — произнося эти слова, Павел Кирсанов, как мне кажется, частично признаёт несостоятельность своих взглядов на данном этапе развития России.

Итак, в идейном поединке «отцов» и «детей» нет победителей. Каждая из сторон приходит к осознанию того, что отстаиваемая точка зрения не во всём безупречна. В целом же, по моему мнению, роман Тургенева позволяет сделать вывод об опасности крайних убеждений.

Обоюдная неприязнь Павла Петровича Кирсанова и Базарова проявляется задолго до споров, в которых отчетливо определился антагонизм их воззрений. Еще, в сущности, ничего не зная друг о друге, они уже враждебно настораживаются.

Происходит это потому, что Тургенев мимолетными указаниями на отдельные черточки их внешности и поведения вызывает у этих героев повышенно пристрастное внимание друг к другу и, таким образом, помогает им еще до споров определить и подготовить свои позиции. Знакомясь с Базаровым, Николай Петрович «крепко стиснул его обнаженную, красную руку, которую тот не сразу ему подал».

Само по себе то обстоятельство, что Базаров при знакомстве с Николаем Петровичем «не сразу ему подал» свою руку, казалось бы, ничем не примечательно. Но вот это ничем не примечательное обстоятельство повторяется — при знакомстве Базарова с Павлом Петровичем, тот поступает аналогично Базарову, только значительно определеннее. Он тоже не торопится обменяться рукопожатием. Больше того, при этом он не только «не сразу ему подал» свою руку, но и вообще ее не подал и даже положил ее обратно в карман.

У Павла Петровича красивая рука «с длинными розовыми ногтями», которая кажется «еще красивей от снежной белизны рукавчика, застегнутого одиноким крупным опалом». У Базарова же красная рука и одет он, по собственному его выражению, в «одежонку», которую слуга Прокофьич, привыкший к аристократическому туалету своих господ, унес в чистку с недоуменной миной на лице.

В этом все дело. Базаровская «одежонка» и красная рука, очевидно свидетельствующая о незнакомстве с перчатками, режут глаза Павлу Петровичу: он сразу же узнает демократа по этим явно «разоблачающим» признакам. Базаров, когда его не трогают, безразлично небрежен в отношениях с дворянами. Пример- первая его встреча с Николаем Петровичем, дворянином, не выставляющим напоказ своих аристократических привычек. Поэтому Базаров хотя и «не сразу», но все же подает ему руку.

Что же касается Павла Петровича, то уже в результате первого мимолетного знакомства с ним демократическая натура Базарова не могла не возмутиться. «Ногти-то, ногти, хоть на выставку посылай!» — замечает он иронически, оставшись вдвоем с Аркадием. Той же монетой платит Базарову и Павел Петрович, речь которого полна подчеркнутого сарказма:
«Кто сей?» — спросил Павел Петрович у брата по уходе Базарова.
— Приятель Аркаши …
— Этот волосатый?
-Ну, да.

Павел Петрович постучал ногтями по столу». Слова «сей» и «волосатый» вместе с многозначительным жестом в конце не сопровождаются никакими авторскими пояснениями. Тем не менее, существо в этот момент испытываемых Павлом Петровичем чувств и так ясно. Вообще, желчное аристократическое презрение Павла Петровича по отношению к Базарову постоянно сказывается в репликах, подобных вышеприведенным.

Он явно избегает даже называть Базарова по имени или по фамилии, предпочитая обойтись с помощью какого-нибудь иносказательного оборота. В одном месте он роняет вскользь: «вот и господин нигилист пожаловал». В другом — «сеньор этот». Можно отметить только единственный случай упоминания Павлом Петровичем фамилии Базарова, но и тогда бросается в глаза пренебрежительно иронический смысл высказывания. Когда Павел Петрович узнал, что Базаров сын человека недворянской профессии, — полкового лекаря, да еще такого, который служил в дивизии его отца, — он произнес многозначительное «гм!», «повел усами» и спросил с «расстановкой»: «Ну, а сам господин Базаров, собственно, что такое?». Ясно, что здесь Базаров назван господином в насмешку.

С точки зрения Павла Петровича, сын лекаря не может быть настоящим господином. В разговорах непосредственно с Базаровым Павел Петрович, правда, отличается изысканной, «леденящей», по определению Тургенева, вежливостью, но и она чаще всего носит лишь декоративный характер, оттеняя кипящие беспокойно-враждебные чувства. Так, однажды с языка «вежливо-сдержанного» Павла Петровича срывается уже в присутствии Базарова: «Прежде молодые люди были просто болванами, а теперь они стали нигилистами».

Павел Петрович кичится чувством собственного достоинства, сильно в нем развитым и якобы всегда способным удержать его в границах приличий, о чем он и заявляет брату, умоляющему спорщиков обходиться «без личностей», — но тут же ему чувство собственного достоинства и изменяет. «Не беспокойся, — промолвил он, — я не позабудусь, именно вследствие того чувства достоинства, над которым так трунит господин … господин доктор».

В свете разгоревшегося спора о нигилизме, в результате которого Павел Петрович дошел до высшей степени раздражения, а лицо Базарова «приняло какой-то медный и грубый цвет», оскорбительность этой паузы (господин … господин доктор») не оставляет никаких сомнений. Павел Петрович удержался от того, чтобы прямо в глаза обозвать Базарова «господином нигилистом», но зато выразил это паузой, которая при таких обстоятельствах не проходит незамеченной.

При изображении сцены перед дуэлью и при изображении самой дуэли особенно показательно поведение Базарова. Весь воплощенная джентльменская корректность, Павел Петрович, пришедший вызвать Базарова на дуэль, разговаривает с ним на подчеркнуто официальном языке. Базаров в скрытой форме высмеивает дворянские замашки, отражающиеся в языке Павла Петровича. Делает он это с помощью иронического повторения концов фраз Павла Петровича. Павел Петрович, излагая мотивы вызова, говорит:
«- Мы друг друга терпеть не можем. Чего же больше?
— Чего же больше, — повторил иронически Базаров …
— Что же касается до самих условий поединка, то так как у нас
секундантов не будет — ибо где же их взять?
— Именно, где их взять?»
И перед самой дуэлью. Павел Петрович:
«Мы можем приступить?»
Базаров:
«- Приступим.
— Новых объяснений вы, я полагаю, не требуете?
— Не требую … »
Павел Петрович, подавая пистолеты:
« — Соблаговолите выбрать.
— Соблаговоляю».
Ироническое отношение Базарова ко всей этой отживающей свой век обрядности выражается еще и тем, что само слово дуэль он заменяет словом «побоище». «Петра, — говорит он, — я берусь подготовить надлежащим образом и привести его на место побоища». Выбор слов заменяет здесь описание душевного состояния героя.

План

1. Столкновение интересов двух поколений в романе И.Тургенева «Отцы и дети»

2. Сравнительная характеристика Базарова и Кирсанова

3. Антагонисты или возможные союзники?

Иван Тургенев представил в романе «Отцы и дети» две противоположные идеологии середины XIX века. Он вложил их в уста Евгения Базарова и Павла Петровича Кирсанова. В романе они выглядят как два ярых противника, постоянно спорящих друг с другом. Для того чтобы понять действия этих героев, представим сравнительную характеристику так называемых «антагонистов».

Павел Петрович Кирсанов - старший из братьев, потомственный дворянин, настоящий аристократ. Он умен, образован, но в чем-то принципиален, честен, благороден, но горд. Потратил лучшие годы своей жизни на любовь к женщине, которая не принесла ему счастья. Живя в деревне у брата Николая, все так же чистит свой костюм и утюжит белые воротнички, следит за прической и ухаживает за ногтями. В целом ведет себя в соответствии со статусом. Уважает искусство, любит музыку и верит в народ.

Евгений Базаров - разночинец, сын лекаря. Он занимается естественными науками. Приехал в деревню к Кирсанову с его сыном Аркадием. Базаров добр, но ведет себя развязно и горделиво. Он не признает никакого духовного мира, смеется над поколением дворян, считая, что оно себя уже изжило. Евгений резко высказывается о любви, об искусстве: «...Это все романтизм, чепуха, гниль, художество...» Но неожиданно для себя влюбляется в Анну Одинцову и терпит в отношениях неудачу.

Да, герои Тургенева противопоставлены друг другу во всем. То, что принимает Кирсанов, отвергает Базаров. Павел Петрович не понимает нигилизма, который проповедует Евгений. Он считает, что материализм, который как раз и лежит в основе нигилизма, «…всегда оказывался несостоятельным». Базаров же верит только в то, что приносит действительную пользу. Он чистый практик, поэтому дворянство как класс признает бесполезным. Он не верит в народ, потому что считает его безграмотным и непросвещенным, темным. В то время как Кирсанов-старший уважает патриархальный уклад крестьян, понимая, что живут они по заветам предков.

Многое рознит Базарова и Кирсанова в идеологических взглядах: один - консерватор, другой представитель передовой молодежи. Но оба они самоуверенные, твердые характером, честные, преданные своим убеждениям люди. И оба пострадали из-за любви. Возможно, они могли бы стать союзниками, если бы не держались за принципы не всегда оправданной идеологии.