Сегодня день рождения у Колина Ферта - замечательного актера, обладателя премии "Оскар", нашего несравненного мистера Дарси. Поздравляем!

семье преподавателей. У Колина есть брат Джонатан, тоже актер, и сестра Кейт - преподаватель вокала.

В детстве Ферту пришлось много путешествовать. Вместе с бабушкой и дедушкой, которые были миссионерами методистской церкви, он отправился в Нигерию, а затем провел год в Сен-Луи. В возрасте пяти лет он снова вернулся в Англию.

Колин не любил школу. По-настоящему его увлекали занятия в Драматическом центре в Лондоне. Именно здесь он освоил азы системы Станиславского, приверженцем которой остается и по сей день.

В Драматическом центре, во время спектакля "Гамлет", его и заметили агенты. Вскоре состоялся дебют Ферта на профессиональной сцене - в спектакле "Другая страна" Джулиана Митчелла, в котором ему досталась роль Гая Беннетта (до него ее исполнял другой знаменитый актер - Руперт Эверетт). В 1984 году Ферт снялся также в киноверсии этого спектакля. Эти же годом можно датировать начало кинокарьеры Ферта: он появился в телевизионном фильме "Дама с камелиями". Эта работа была очень тепло встречена критиками. С тех пор молодому актеру стали постоянно поступать приглашения в кино.

Поначалу он, как и многие, снимался, в основном, в телесериалах - "Голландские девчонки", "Таинственный сад", "Истории с Голливудских холмов: Пэт Хобби объединился с гениями", "Tumbledown".

В 1988 году Ферт снялся в картине "Апартаменты ноль", а также исполнил главную роль в драме Милоша Формана "Вальмон" - экранизации знаменитого романа де Лакло "Опасные связи".

После "Вальмона" у Ферта не было недостатка в предложениях. Он снялся в картине в жанре фэнтези "Крылья славы" (1990 год), в детективной драме "Роковая женщина" (1991 год), в криминальной драме "Час свиньи" (1993 год), в триллере "Кукловод" (1994 год), в мелодраме "Круг друзей" (1995 год) и многих других.

В 1995 году Ферт сыграл в телеэкранизации романа Джейн Остин "Гордость и предубеждение." После роли мистера Дарси Ферт стал признанным британским секс-символом и идеалом мужчины. Ну кто не пересмаривал несколько раз подряд сцену в мокрой рубашке?

1996 году последовала еще одна очень заметтная работа Ферта - в военной драме Энтони Мингеллы "Английский пациент" (которая была удостоена премии "Оскар" за лучший фильм), где он исполнил роль британского пилота Джеффри Клифтона.

В 1998 году Колин снялся еще в одной "оскароносной" картине - "Влюбленный Шекспир" (1998 год) Джона Мэддена, в которой также играли Гвинет Пэлтроу, Джозеф Файнс, Джеффри Раш, Бен Аффлек.

После таких успешных проектов, конечно же, Ферт был просто нарасхват. В 1999-ом году вышло сразу пять картин с его участием - "Моя веселая жизнь", "Секретный женский смех", короткометражка "Черная гадюка туда-сюда", а также телефильмы "Поворот винта" и "Бытрый Донован".

В 2001 году на экраны вышел громкий проект - картина "Дневник Бриджет Джонс" по одноименному бестселлеру Хелен Филдинг, где Колину вновь довелось сыграть мистера Дарси, только уже современного. В 2004-ом году вышло также продолжение фильма - "Бриджит Джонс: Грани разумного", снова ставшее хитом во всем мире.

Ферт снимался в картине "Как важно быть серьезным" по одноименной пьесе Оскара Уайлда, в которой играли Руперт Эверетт и Риз Уизерспун, а также в мелодраме "Чего хочет девушка" с юной Амандой Байнс.

В 2003 года вышли сразу две очень заметных ленты с Колином - драма Питера Вебера "Девушка с жемчужной сережкой", где Ферт блестяще сыграл знаменитого хужожника Вермеера (пару ему составила Скарлет Йоохансен), а также очень успешная рождественская мелодрама "Реальная любовь".

В 2000-е годы Ферт появлялся в таких фильмах, как "Где скрывается правда" (2005 год), "Моя ужасная няня" (2005 год), "Когда ты в последний раз видел моего отца?" (2007 год), "Последний легион" (2007 год), "Так она нашла меня" (2007 год), "Одноклассницы" (2007 год), "Случайный муж" (2008 год).

В 2008 году Ферт снялся в успешной экранизации мюзикла по мотивам песен группы ABBA - Mamma Mia!

Далее Ферт появлялся в лентах "Генуя" (2008 год), "Легкое поведение" (2008 год)", "Дориан Грей" (2009 год) по роману Оскара Уайлда (Колин исполнил роль лорда Генри), "Одинокий мужчина" (2009 год), "Рождественская история" (2009 год), "Одноклассницы и тайна пиратского золота" (2009 год).

В 2010 году Ферт блестяще исполнил роль Георга VI, победившего себя и свои дефекты речи, в картине "Король говорит!" за которую был удоcтоен множества премий, в том числе, "Оскара" и "Золотого глобуса".

Также в 2010 году Ферт снялся в драме "Главная улица", в которой затрагиваются проблемы маленьких городков.

Этой осенью в прокат выйдет триллер с Фертом " Шпион, выйди вон!", который он представил на Венецианском кинофестивале. Также актер сейчас работает над картиной "Гамбит", где мы увидим его в паре с Кэмерон Диас.

Кстати, помимо актерской деятельности, есть у Колина еще одно увлечение: он пишет художественную прозу. Его первый рассказ получил название "Управление ничем".

Ферт был женат дважды. Его первой женой была актриса Мег Тили, с которой он снимался в картине "Вальмон". В 1990 году у них родился сын, с которым Колин и после развода всегда продолжал поддерживать связь. В 1994 году у актера был роман с партнершей по фильму "Гордость и предубеждение" Дженнифер Эль, который продлился год.

В настоящее время Колин очень счастлив в браке с итальянкой Ливией. Актер признается:

Для меня она - самая красивая женщина на свете. ... Мы 15 лет вместе... Думаю, по голливудским стандартам это неплохой результат. И мы останемся вместе навсегда.

У Колина и Ливии двое сыновей - Лука и Маттео.

Ферт активно занимается благотворительностью. Он выступает за права политических беженцев, а также с 2002 года является послом организации Oxfam, оказывающей помощь развивающимся странам. Также они с женой открыли в Лондоне магазин, где продаются экологически чистые продукты.

Словом, во всех отношениях, идеальный мужчина!

Уверенность, надежность, мужественность. Разум и чувство. Гордость и никаких предубеждений. Именно этот понятийный ряд приходит на ум при встрече с Колином Фертом… Но таким представлениям о себе он отнюдь не стремится соответствовать.

Cначала мне кажется, он выбрал странное место для встречи. Доки святой Екатерины. Старые доки, превращенные в элитное жилье, офисы и галереи. Узкие улицы, красный кирпич мостовых, из стен торчат древние блоки, имеющие теперь уже лишь декоративную функцию. Медная табличка на одном доме гласит, что именно здесь искал вдохновения для своих реалистических описаний лондонских низов Чарльз Диккенс и именно здесь, ну вот примерно на этом месте, располагались пристанища еврея Феджина и логово злодея Билла Сайкса. Здесь же Оливер Твист отчаянно петлял по грязным некогда проулкам в попытках уйти от своей незавидной судьбы сироты из лондонских трущоб… Здесь, в глубине квартала, я увижу… «Смешное такое место, узкая витрина, за ней три столика и прилавок». – «А название?» – «Название… «Ланч-спот», кажется. Там обедают люди из местных офисов».

На самом деле ничего странного. И решительный отказ встречаться в более патетических местах, и выбор скрытого за фасадом лондонского шика безвестного кафе на три столика с сэндвичами, и единственный официант, лет двадцати и с дредами, не делающий события из звезды-посетителя, и сам посетитель, в черном свитере и шарфе, который по привычке типичного британца положил свою куртку на высокий барный стул и сел на нее… Все это теперь мне не видится экзотикой. В Колине Ферте нет ничего от прекрасного принца. Но есть мягкость и неожиданная сердечность. Увидев меня, он встает – собственно, при его росте ему нужно было только спустить ногу с перекладины, – и мы пересаживаемся за столик. Он не дает юноше с дредами перенести его чашку какао. Не беспокойтесь, говорит. И переносит ее сам. Он объясняет, что встречался здесь с другом, тот работает в одном офисе рядом, ну и обедали здесь. Традиция, и ей уж лет тридцать – привыкли еще со студенческих времен. «Владельцы у заведения меняются, а мы по-прежнему посетители. Обычно бывает строго наоборот. Но, знаете, это Лондон. Здесь держатся за привычки», – объясняет Ферт. В его случае – случае славы, Оскара и всего, что этому сопутствует, – не совсем обычно. И я бы продолжила удивляться, если бы он не сидел сейчас передо мной – с его внимательными странно светлыми карими глазами, с его мягкими манерами, с его типично британским способом говорить, будто выдыхая слова. Просто он легок и естественен, как дыхание, этот человек, вытянувший ноги и откинувшийся на спинку не очень-то удобного стула.

* 1960 Родился в Великобритании, в семье учителей Дэвида и Ширли Ферт. * 1995 Роль Дарси в телесериале BBC «Гордость и предубеждение» принесла ему мировую известность. * 1997 Женится на итальянке Ливии Джуджиоли, у них двое сыновей – Лука (10 лет) и Маттео (8 лет). * 2001 Дебютирует как писатель с рассказом «Отдел ничего» («The Department of Nothing»). * 2007 Открывает в Лондоне магазин экологических товаров Eco Age. * 2011 Роль в триллере Томаса Альфредсона «Шпион, выйди вон!» (Tinker, Tailor, Soldier, Spy).

Psychologies: Большинство сыгранных вами персонажей – аристократы, иногда по крови, но почти всегда – духа. Роль, за которую вы получили Оскара, – и вовсе роль короля. В реальности вы ощущаете в себе подобные черты?

Колин Ферт: Я… вряд ли. Я не злой. Нервный, но сдержанный… Я всегда мечтал, чтобы обо мне сказали: «Он глуповат, но это незаметно». Потому что все мы глуповаты порой, но по некоторым так сразу и скажешь… Мне свойствен некоторый социальный аутизм… Мне не очень уютно в толпе. Я доканываю сыновей своим чадолюбием. Я маньяк пунктуальности, точности и ответственности. Жена – единственный человек, которому удается заставить меня держаться поближе к реальности, а коллега Эверетт (Руперт Эверетт – британский актер, известный не только звездными ролями в кино и театре, но и чрезвычайно ироничными, даже едкими интервью. – Прим. ред.) говорит, что я – ходячая иллюстрация жизненности пьесы Уайльда «Как важно быть серьезным». То есть как важно иногда быть несерьезным. То есть не быть мной… Я вечно попадаю в комические ситуации – то пальцы застряли в ставне собственного окна и приходится звать совершенно неизвестного соседа, который меня освобождает, но потом говорит: «А в трусах и тапочках с мордами бегемотов вы совсем не выглядите кинозвездой»… То перед спектаклем я так волнуюсь, что выхожу вдохнуть свежего воздуха через технический выход, дверь захлопывается, и я обегаю здание, это метров триста, захожу с главного входа мимо билетеров, пробираюсь через переполненное фойе, весь в поту… Как полный идиот, в костюме ХVIII века, с дурацкими «простите, извините, разрешите пройти»!.. Не думаю, что из всего этого складывается образ аристократа. Даже и духа. В лучшем случае – аристократа-британца из анекдотов или произведений Вудхауза. В лучшем случае я Берти Вустер. И то – тот весь состоит из иронии и самоиронии, а моя серьезность…

Да, но как вы сами объясняете, почему мы видим в вас это – аристократизм и благородство?

К. Ф.: Вы просто привыкли.

Разве внешность не играет никакой роли? Ведь у вас исключительные внешние данные.

К. Ф.: Вы хотите спросить, не ощущаю ли я себя красавцем? Это смешно: моя внешность абсолютно нейтральна – лицо, выдерживающее любое выражение, в зависимости от того, какого эффекта я хочу достичь. Теперь, правда, я знаю, что во мне действительно есть нечто привлекающее женщин. Но это определенно не то, что я вижу в зеркале. Все-таки я считаю, все дело в вашей привычке к этим моим «высокородным» ролям – ко всем этим мистерам Дарси, лордам Эссексам. В сериале «Гордость и предубеждение», как известно, я вышел из водоема в одежде – мужской вариант «шоу мокрых маек». Буквально на следующий день после этой серии на ТВ британские дамы массово помешались, а я начинал интервью с фразы: «Скажете, что я секс-символ, – встану и уйду». Потому что на самом деле у меня нет ничего общего с мистером Дарси. Причем как с Дарси из «Гордости и предубеждения», так и с Дарси из «Дневника Бриджит Джонс». Они – типичные, даже мифологические британцы. И страдают типичными национальными мужскими комплексами – что нельзя показывать своих чувств, нельзя откровенно проявлять себя, надо быть значительным, не говорить много, источать надежность. Блюсти так называемое достоинство. Сохранять лицо. А я устроен куда проще: нравится – улыбаюсь, не нравится – хмурюсь, расстроен – не скрываю, радуюсь – смеюсь. Совершаю глупые ошибки. Мне куда ближе Бриджит Джонс с ее постоянными «впросаками». И я говорю много – вы заметили? И все о себе – Дарси бы это прямо осудил.

Его особенные герои

МИСТЕР ДАРСИ из экранизации романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение» Саймона Лэнгтона сделал Колина Ферта объектом мечтаний едва не всех женщин нашей эпохи. «Это довольно смешно – стать персонажем поп-культуры», – считает актер. Но ведь он и правда будто создан для роли того, кто, как сказано в романе, «привлекает внимание своей статной фигурой, правильными чертами лица и аристократической внешностью». Да и сам Ферт признается, что в его жизни есть «лишь три женщины – мама, жена и Джейн Остин».

ХУДОЖНИК ЙОХАННЕС ВЕРМЕЕР из фильма Питера Веббера «Девушка с жемчужной сережкой» – совершенно особенный для Ферта герой. «Ведь очень немногие актеры согласятся на роль, состоящую, в сущности, из одного взгляда», – говорит он.

КОРОЛЬ ГЕОРГ VI из «Король говорит!» Тома Хупера принес актеру не только Оскара, но и самый ценный для него комплимент. Королева Елизавета, посмотрев фильм, сказала, что узнала в герое Ферта своего отца. «Это была самая важная для меня похвала, – признался актер. – И не потому что ее произнесла королева. А потому что это сказала дочь, которая любила отца. И рано его потеряла».

ВИКОНТ ДЕ ВАЛЬМОН, архетипический соблазнитель в фильме Милоша Формана «Вальмон», экранизации «Опасных связей» Шодерло де Лакло, был первой главной ролью Ферта в кино и первой его ролью, о которой заговорили.

Есть извинение – вы отвечаете на вопросы...

К. Ф.: Да нет никаких извинений. На самом деле я не люблю говорить о себе. Тут нет ничего особенно интересного. И нет никакой особенной моей заслуги в вашем интересе ко мне. Все, что случилось со мной – от первой роли до Оскара, – чистая удача. Некоторые в этих случаях говорят про сочетание способностей и удачи. А я убежден – чистая, беспримесная удача. Я знаю актеров – мои однокурсники, просто коллеги, – которые, увы, неизвестны, но они гораздо талантливее меня и многих, кто известен. Уверяю вас, это не показная скромность. И вообще не скромность – я просто уверен, что успех – результат удачно сложившихся обстоятельств. Мне повезло и все. Это совершенно естественная для меня оценка происходящего. Я никогда не жаждал многого. Мне всегда хватает того, что есть. Теперь-то даже многовато. Не мой масштаб, мне не по размеру. Я имею в виду… объемы известности. Она вполне способна лишить разума, даже если кое-какой у тебя был. Тут, правда, спасительно, что я англичанин. Это в Америке можно вести себя как звезда, требовать особого внимания, и особого вагончика на съемках, и личного ассистента… Там, при их культе звезд, проглотят. А у нас в Британии… не то что не проглотят, а на тебя же и выплюнут!

Но ведь вы давно уже более чем известный актер – вам к этому не удается привыкнуть?

К. Ф.: Но до недавнего времени я практически не играл главных ролей. И мне это нравилось. Я играл роли по-хорошему, честно второстепенные. Первый раз я оказался единственным, кого режиссер хотел видеть в своем фильме, совсем недавно – в «Одиноком мужчине» Тома Форда. А до этого всегда пробы, утверждение, всегда был кто-то, претендовавший на роль так же, как и я. Это нормально. Так и должно быть. Но зато я всегда работал, у меня никогда не было проблемы большинства актеров – проблемы платы за квартиру. Мне говорили: у тебя одинаковые роли, эти ваши аристократы, – а я отвечал: зато мне неизвестно, что такое безработица, бич нашего цеха. Кроме того, конкуренция дисциплинирует. Бывает так: ты становишься актером и занимаешься этим в сорок, потому что неплохо выглядел в девятнадцать. Но тебе уже не девятнадцать. Мотивация должна смениться. Тебе нужно понять, зачем ты на этом месте, по делу или по инерции. Я вообще считаю, что жить – это искать мотивации к жизни. Поэтому и важна дисциплина – чтобы их найти. Дисциплина – это не внешнее насилие, а внутренняя потребность для всех, кто собрался жить в сообществе. Дисциплина и сопротивление. Без сопротивления нет развития... Кстати, это вам говорит человек, который долгие годы был воплощенным отрицанием какой-либо дисциплины и внешних воздействий. Я, кажется, даже стал актером из презрения к дисциплине.

А это возможно – выбрать профессию, которая предполагает соперничество и борьбу за успех, и при этом презирать дисциплину?

К. Ф.: Это объяснимо. Я рос в нескольких странах – мой отец преподавал в Нигерии, и мы жили там, потом была Англия, потом США, потом опять Англия. Обстоятельства менялись, и каждый раз надо было укореняться вновь. В результате я оказался непростым подростком. Ничего особенно страшного – полное отрицание химии с физикой, гитара, рок-группа, проколотые уши, травка. Я рос среди разных культур, для меня нет расовых и классовых границ между людьми. Но не было и авторитетов. Любые авторитеты вызывали у меня отвращение. Что было известной травмой для семьи: мои родители оба преподаватели, отец – историк самого классического академического склада... Свою обычную подростковую лень я определял как решимость сопротивляться Системе. Если от меня требовалось читать Шекспира, я читал Томаса Манна. Если говорилось, что надо слушать Брамса, я слушал исключительно Хендрикса. Кроме того, я учился в частной школе. Что значит – в школе для мальчиков. Только мальчиков. Девочки были чем-то прекрасным и недосягаемым. Недосягаемо-прекрасным. Теперь я думаю, что ходить в любительский театр я начал по преимуществу для того, чтобы встречаться с девочками. И чтобы создать свое пространство – собственный мир, куда уж наверняка не вторгнутся чужие – и чуждые мне – авторитеты. Я был классическим докучливым для взрослых подростком – нигилистом с гитарой, стопками книг и полным нежеланием чинно отправиться в университет. А поскольку за университет отец бой cо мной проиграл, я стал актером. Так сложилось.

Вы все свои успехи относите за счет обстоятельств?

К. Ф.: Пожалуй... от меня вы ничего другого не услышите. Я действительно верю в эту мысль из песни Леннона: жизнь – это как раз то, что происходит, пока мы строим планы. Я так и стараюсь жить – просто жизнью, не по плану. До недавнего времени не знал, что буду делать в будущем году, – а востребованные актеры обычно расписывают свою жизнь года на два вперед. А я и сейчас стараюсь ничего не расписывать. Не знаю, что будет через год, какие будут роли, какие фильмы. Не соглашаюсь, когда студии предлагают подписать контракт сразу, скажем, на три роли, так называемые пакетные договоры. Жизнь не то, что можно упаковать. Мне кажется, признание ее стихийности – признак взросления. Поэтому я легко соглашаюсь на самые ее неожиданные предложения.

А какие у жизни к вам бывают неожиданные предложения?

К. Ф.: Когда у меня были серьезные отношения с Мэг (Мэг Тилли – американская актриса и писательница. – Прим. ред.) и она решила, что актерство – бессмыслица, я с ней не спорил и даже с некоторым энтузиазмом откликнулся на идею переселиться на родину Мэг, в Канаду. Прожили четыре года в городке в лесах Британской Колумбии, я работал плотником, бог знает кем еще… Два года не был актером вообще. Но потом почувствовал, что оказался… далеко от собственной жизни. И вернулся в Лондон, расстался с Мэг. Мне это далось тяжело – у нас уже был Уилл, уйти от него было больно даже физически. Но я знал, что на самом деле мы с ним не расстанемся, а жить надо свою жизнь. И чувствовать ее вкус вот сейчас, здесь… Знаете, я часто перечитываю Фолкнера, «Свет в августе». Перечитываю из-за его описаний жары, запахов деревни, пыли на лесопилке… Помните? Фолкнеру, когда он написал это, было тридцать пять. А он уже знал, что жить надо вот этим – не мнениями, не позициями, а ощущением. Позиции – их надо иметь, а жить – чувством, что живешь. Если научиться просто быть, отступает страх небытия.

Такой страх обычно посещает нас с наступлением кризиса среднего возраста …

К. Ф.: Я его переживаю уже лет двадцать. С тридцати, с начала собственно среднего возраста. Теперь меня уже не так беспокоит собственная конечность. Но мне становится чрезвычайно тоскливо, когда я представляю, как мои дети теряют меня. На личном уровне я не боюсь смерти. Мне просто не хотелось бы при этом присутствовать. Чистый Вуди Аллен, я понимаю. Но все-таки дети – лучший способ преодолеть кризис среднего возраста. Когда появляется некто, кто для тебя важнее, чем ты сам. Когда чувствуешь ответственность, которую просто нельзя отменить – она уже родилась и растет, эта ответственность. Родители обязаны детям, а дети родителям…. по-моему, ничем. Если дети по-прежнему близки с постаревшими родителями, либо им вместе интересно, либо… дети – хорошие люди. Вся жизнь – испытание нашей доброй воли, провокация быть лучше.

О вас говорят, что вы идеальный отец...

К. Ф.: Разве это возможно – быть идеалом? По-моему, возможный максимум – быть всегда для твоих детей… доступным. Всегда быть в их «зоне доступа». В общем, я стараюсь просто присутствовать в их жизни, чтобы у них всегда было ощущение, что я рядом. И не может случиться, что у меня нет времени на них. У меня всегда есть для них время. Передо мной даже выбор никогда не встает – семья или работа. Понятно, что семья. И когда выбираешь такое положение своего тела в реальности, все складывается так, как хотелось бы, совершенно само собой. Например, мне удается проводить немало времени с Уиллом, старшим сыном – он живет в Лос-Анджелесе, – потому что теперь я много снимаюсь в Америке. Дети – это улица с двусторонним движением. Они нуждаются во мне на самом деле меньше, чем я в них. Ты вынужден постоянно тренировать мозги, чтобы отвечать на их все усложняющиеся вопросы. А в моем случае отвечать на эти вопросы нужно еще и на итальянском языке: мои младшие сыновья – билингвы. Хотя не буду утверждать, что выучил итальянский из-за них.

Тогда из-за чего же?

К. Ф.: Пожалуй, это самое романтичное, что я сделал в жизни – научился говорить на родном языке Ливии (Ливия Джуджиоли, кинопродюсер, жена Ферта. – Прим. ред.). Когда учишь язык того, кого любишь, – становишься ближе к нему. Почти физическое чувство.

К. Ф.: Не много. Ганди. И дед, отец моей матери. Ганди – из-за его готовности принести себя в жертву тому, что он считал значительнее себя. Из-за того что боролся в самых безнадежных обстоятельствах. Осознавая безнадежность, чувствовал невозможность отказаться от борьбы. Был предан справедливости, как он ее понимал. А дед… Он был врачом в Индии в 30-е. Лечил не британцев – индийцев. Этим, по-моему, все сказано.

Вам пятьдесят, и вы на вершине – личной жизни, карьеры…

К. Ф.: …но предстоит спуск. Я так вижу вершину – не как достигнутую цель, а как начало спуска. А ведь спускаться легче, чем карабкаться. Я не люблю официальной одежды, галстук для меня – целое испытание. Понимаете, возраст... это как долгожданная возможность ослабить узел на галстуке. Совершенно особое удовольствие – ослабить галстук.

Колин Ферт: «Мне надоело быть серьезным!»
19 Мая 2011 г.
Джессика Янг/FAMOUS FEATURES подготовила Виктория Белопольская
PSYCHOLOGIES №61

Уверенность, надежность, мужественность. Разум и чувство. Гордость и никаких предубеждений. Именно этот понятийный ряд приходит на ум при встрече с Колином Фертом… Но таким представлениям о себе он отнюдь не стремится соответствовать.

Cначала мне кажется, он выбрал странное место для встречи. Доки святой Екатерины. Старые доки, превращенные в элитное жилье, офисы и галереи. Узкие улицы, красный кирпич мостовых, из стен торчат древние блоки, имеющие теперь уже лишь декоративную функцию. Медная табличка на одном доме гласит, что именно здесь искал вдохновения для своих реалистических описаний лондонских низов Чарльз Диккенс и именно здесь, ну вот примерно на этом месте, располагались пристанища еврея Феджина и логово злодея Билла Сайкса. Здесь же Оливер Твист отчаянно петлял по грязным некогда проулкам в попытках уйти от своей незавидной судьбы сироты из лондонских трущоб… Здесь, в глубине квартала, я увижу… «Смешное такое место, узкая витрина, за ней три столика и прилавок». – «А название?» – «Название… «Ланч-спот», кажется. Там обедают люди из местных офисов».

На самом деле ничего странного. И решительный отказ встречаться в более патетических местах, и выбор скрытого за фасадом лондонского шика безвестного кафе на три столика с сэндвичами, и единственный официант, лет двадцати и с дредами, не делающий события из звезды-посетителя, и сам посетитель, в черном свитере и шарфе, который по привычке типичного британца положил свою куртку на высокий барный стул и сел на нее… Все это теперь мне не видится экзотикой. В Колине Ферте нет ничего от прекрасного принца. Но есть мягкость и неожиданная сердечность. Увидев меня, он встает – собственно, при его росте ему нужно было только спустить ногу с перекладины, – и мы пересаживаемся за столик. Он не дает юноше с дредами перенести его чашку какао. Не беспокойтесь, говорит. И переносит ее сам. Он объясняет, что встречался здесь с другом, тот работает в одном офисе рядом, ну и обедали здесь. Традиция, и ей уж лет тридцать – привыкли еще со студенческих времен. «Владельцы у заведения меняются, а мы по-прежнему посетители. Обычно бывает строго наоборот. Но, знаете, это Лондон. Здесь держатся за привычки», – объясняет Ферт. В его случае – случае славы, Оскара и всего, что этому сопутствует, – не совсем обычно. И я бы продолжила удивляться, если бы он не сидел сейчас передо мной – с его внимательными странно светлыми карими глазами, с его мягкими манерами, с его типично британским способом говорить, будто выдыхая слова. Просто он легок и естественен, как дыхание, этот человек, вытянувший ноги и откинувшийся на спинку не очень-то удобного стула.

Psychologies: Большинство сыгранных вами персонажей – аристократы, иногда по крови, но почти всегда – духа. Роль, за которую вы получили Оскара, – и вовсе роль короля. В реальности вы ощущаете в себе подобные черты?

Колин Ферт: Я… вряд ли. Я не злой. Нервный, но сдержанный… Я всегда мечтал, чтобы обо мне сказали: «Он глуповат, но это незаметно». Потому что все мы глуповаты порой, но по некоторым так сразу и скажешь… Мне свойствен некоторый социальный аутизм… Мне не очень уютно в толпе. Я доканываю сыновей своим чадолюбием. Я маньяк пунктуальности, точности и ответственности. Жена – единственный человек, которому удается заставить меня держаться поближе к реальности, а коллега Эверетт (Руперт Эверетт – британский актер, известный не только звездными ролями в кино и театре, но и чрезвычайно ироничными, даже едкими интервью. – Прим. ред.) говорит, что я – ходячая иллюстрация жизненности пьесы Уайльда «Как важно быть серьезным». То есть как важно иногда быть несерьезным. То есть не быть мной… Я вечно попадаю в комические ситуации – то пальцы застряли в ставне собственного окна и приходится звать совершенно неизвестного соседа, который меня освобождает, но потом говорит: «А в трусах и тапочках с мордами бегемотов вы совсем не выглядите кинозвездой»… То перед спектаклем я так волнуюсь, что выхожу вдохнуть свежего воздуха через технический выход, дверь захлопывается, и я обегаю здание, это метров триста, захожу с главного входа мимо билетеров, пробираюсь через переполненное фойе, весь в поту… Как полный идиот, в костюме ХVIII века, с дурацкими «простите, извините, разрешите пройти»!.. Не думаю, что из всего этого складывается образ аристократа. Даже и духа. В лучшем случае – аристократа-британца из анекдотов или произведений Вудхауза. В лучшем случае я Берти Вустер. И то – тот весь состоит из иронии и самоиронии, а моя серьезность…

Да, но как вы сами объясняете, почему мы видим в вас это – аристократизм и благородство?

К. Ф.: Вы просто привыкли.

Разве внешность не играет никакой роли? Ведь у вас исключительные внешние данные.

К. Ф.: Вы хотите спросить, не ощущаю ли я себя красавцем? Это смешно: моя внешность абсолютно нейтральна – лицо, выдерживающее любое выражение, в зависимости от того, какого эффекта я хочу достичь. Теперь, правда, я знаю, что во мне действительно есть нечто привлекающее женщин. Но это определенно не то, что я вижу в зеркале. Все-таки я считаю, все дело в вашей привычке к этим моим «высокородным» ролям – ко всем этим мистерам Дарси, лордам Эссексам. В сериале «Гордость и предубеждение», как известно, я вышел из водоема в одежде – мужской вариант «шоу мокрых маек». Буквально на следующий день после этой серии на ТВ британские дамы массово помешались, а я начинал интервью с фразы: «Скажете, что я секс-символ, – встану и уйду». Потому что на самом деле у меня нет ничего общего с мистером Дарси. Причем как с Дарси из «Гордости и предубеждения», так и с Дарси из «Дневника Бриджит Джонс». Они – типичные, даже мифологические британцы. И страдают типичными национальными мужскими комплексами – что нельзя показывать своих чувств, нельзя откровенно проявлять себя, надо быть значительным, не говорить много, источать надежность. Блюсти так называемое достоинство. Сохранять лицо. А я устроен куда проще: нравится – улыбаюсь, не нравится – хмурюсь, расстроен – не скрываю, радуюсь – смеюсь. Совершаю глупые ошибки. Мне куда ближе Бриджит Джонс с ее постоянными «впросаками». И я говорю много – вы заметили? И все о себе – Дарси бы это прямо осудил.

Есть извинение – вы отвечаете на вопросы...

К. Ф.: Да нет никаких извинений. На самом деле я не люблю говорить о себе. Тут нет ничего особенно интересного. И нет никакой особенной моей заслуги в вашем интересе ко мне. Все, что случилось со мной – от первой роли до Оскара, – чистая удача. Некоторые в этих случаях говорят про сочетание способностей и удачи. А я убежден – чистая, беспримесная удача. Я знаю актеров – мои однокурсники, просто коллеги, – которые, увы, неизвестны, но они гораздо талантливее меня и многих, кто известен. Уверяю вас, это не показная скромность. И вообще не скромность – я просто уверен, что успех – результат удачно сложившихся обстоятельств. Мне повезло и все. Это совершенно естественная для меня оценка происходящего. Я никогда не жаждал многого. Мне всегда хватает того, что есть. Теперь-то даже многовато. Не мой масштаб, мне не по размеру. Я имею в виду… объемы известности. Она вполне способна лишить разума, даже если кое-какой у тебя был. Тут, правда, спасительно, что я англичанин. Это в Америке можно вести себя как звезда, требовать особого внимания, и особого вагончика на съемках, и личного ассистента… Там, при их культе звезд, проглотят. А у нас в Британии… не то что не проглотят, а на тебя же и выплюнут!

Но ведь вы давно уже более чем известный актер – вам к этому не удается привыкнуть?

К. Ф.: Но до недавнего времени я практически не играл главных ролей. И мне это нравилось. Я играл роли по-хорошему, честно второстепенные. Первый раз я оказался единственным, кого режиссер хотел видеть в своем фильме, совсем недавно – в «Одиноком мужчине» Тома Форда. А до этого всегда пробы, утверждение, всегда был кто-то, претендовавший на роль так же, как и я. Это нормально. Так и должно быть. Но зато я всегда работал, у меня никогда не было проблемы большинства актеров – проблемы платы за квартиру. Мне говорили: у тебя одинаковые роли, эти ваши аристократы, – а я отвечал: зато мне неизвестно, что такое безработица, бич нашего цеха. Кроме того, конкуренция дисциплинирует. Бывает так: ты становишься актером и занимаешься этим в сорок, потому что неплохо выглядел в девятнадцать. Но тебе уже не девятнадцать. Мотивация должна смениться. Тебе нужно понять, зачем ты на этом месте, по делу или по инерции. Я вообще считаю, что жить – это искать мотивации к жизни. Поэтому и важна дисциплина – чтобы их найти. Дисциплина – это не внешнее насилие, а внутренняя потребность для всех, кто собрался жить в сообществе. Дисциплина и сопротивление. Без сопротивления нет развития... Кстати, это вам говорит человек, который долгие годы был воплощенным отрицанием какой-либо дисциплины и внешних воздействий. Я, кажется, даже стал актером из презрения к дисциплине.

А это возможно – выбрать профессию, которая предполагает соперничество и борьбу за успех, и при этом презирать дисциплину?

К. Ф.: Это объяснимо. Я рос в нескольких странах – мой отец преподавал в Нигерии, и мы жили там, потом была Англия, потом США, потом опять Англия. Обстоятельства менялись, и каждый раз надо было укореняться вновь. В результате я оказался непростым подростком. Ничего особенно страшного – полное отрицание химии с физикой, гитара, рок-группа, проколотые уши, травка. Я рос среди разных культур, для меня нет расовых и классовых границ между людьми. Но не было и авторитетов. Любые авторитеты вызывали у меня отвращение. Что было известной травмой для семьи: мои родители оба преподаватели, отец – историк самого классического академического склада... Свою обычную подростковую лень я определял как решимость сопротивляться Системе. Если от меня требовалось читать Шекспира, я читал Томаса Манна. Если говорилось, что надо слушать Брамса, я слушал исключительно Хендрикса. Кроме того, я учился в частной школе. Что значит – в школе для мальчиков. Только мальчиков. Девочки были чем-то прекрасным и недосягаемым. Недосягаемо-прекрасным. Теперь я думаю, что ходить в любительский театр я начал по преимуществу для того, чтобы встречаться с девочками. И чтобы создать свое пространство – собственный мир, куда уж наверняка не вторгнутся чужие – и чуждые мне – авторитеты. Я был классическим докучливым для взрослых подростком – нигилистом с гитарой, стопками книг и полным нежеланием чинно отправиться в университет. А поскольку за университет отец бой cо мной проиграл, я стал актером. Так сложилось.

Вы все свои успехи относите за счет обстоятельств?

К. Ф.: Пожалуй... от меня вы ничего другого не услышите. Я действительно верю в эту мысль из песни Леннона: жизнь – это как раз то, что происходит, пока мы строим планы. Я так и стараюсь жить – просто жизнью, не по плану. До недавнего времени не знал, что буду делать в будущем году, – а востребованные актеры обычно расписывают свою жизнь года на два вперед. А я и сейчас стараюсь ничего не расписывать. Не знаю, что будет через год, какие будут роли, какие фильмы. Не соглашаюсь, когда студии предлагают подписать контракт сразу, скажем, на три роли, так называемые пакетные договоры. Жизнь не то, что можно упаковать. Мне кажется, признание ее стихийности – признак взросления. Поэтому я легко соглашаюсь на самые ее неожиданные предложения.

А какие у жизни к вам бывают неожиданные предложения?

К. Ф.: Когда у меня были серьезные отношения с Мэг (Мэг Тилли – американская актриса и писательница. – Прим. ред.) и она решила, что актерство – бессмыслица, я с ней не спорил и даже с некоторым энтузиазмом откликнулся на идею переселиться на родину Мэг, в Канаду. Прожили четыре года в городке в лесах Британской Колумбии, я работал плотником, бог знает кем еще… Два года не был актером вообще. Но потом почувствовал, что оказался… далеко от собственной жизни. И вернулся в Лондон, расстался с Мэг. Мне это далось тяжело – у нас уже был Уилл, уйти от него было больно даже физически. Но я знал, что на самом деле мы с ним не расстанемся, а жить надо свою жизнь. И чувствовать ее вкус вот сейчас, здесь… Знаете, я часто перечитываю Фолкнера, «Свет в августе». Перечитываю из-за его описаний жары, запахов деревни, пыли на лесопилке… Помните? Фолкнеру, когда он написал это, было тридцать пять. А он уже знал, что жить надо вот этим – не мнениями, не позициями, а ощущением. Позиции – их надо иметь, а жить – чувством, что живешь. Если научиться просто быть, отступает страх небытия.

Такой страх обычно посещает нас с наступлением кризиса среднего возраста…

К. Ф.: Я его переживаю уже лет двадцать. С тридцати, с начала собственно среднего возраста. Теперь меня уже не так беспокоит собственная конечность. Но мне становится чрезвычайно тоскливо, когда я представляю, как мои дети теряют меня. На личном уровне я не боюсь смерти. Мне просто не хотелось бы при этом присутствовать. Чистый Вуди Аллен, я понимаю. Но все-таки дети – лучший способ преодолеть кризис среднего возраста. Когда появляется некто, кто для тебя важнее, чем ты сам. Когда чувствуешь ответственность, которую просто нельзя отменить – она уже родилась и растет, эта ответственность. Родители обязаны детям, а дети родителям…. по-моему, ничем. Если дети по-прежнему близки с постаревшими родителями, либо им вместе интересно, либо… дети – хорошие люди. Вся жизнь – испытание нашей доброй воли, провокация быть лучше.

О вас говорят, что вы идеальный отец...

К. Ф.: Разве это возможно – быть идеалом? По-моему, возможный максимум – быть всегда для твоих детей… доступным. Всегда быть в их «зоне доступа». В общем, я стараюсь просто присутствовать в их жизни, чтобы у них всегда было ощущение, что я рядом. И не может случиться, что у меня нет времени на них. У меня всегда есть для них время. Передо мной даже выбор никогда не встает – семья или работа. Понятно, что семья. И когда выбираешь такое положение своего тела в реальности, все складывается так, как хотелось бы, совершенно само собой. Например, мне удается проводить немало времени с Уиллом, старшим сыном – он живет в Лос-Анджелесе, – потому что теперь я много снимаюсь в Америке. Дети – это улица с двусторонним движением. Они нуждаются во мне на самом деле меньше, чем я в них. Ты вынужден постоянно тренировать мозги, чтобы отвечать на их все усложняющиеся вопросы. А в моем случае отвечать на эти вопросы нужно еще и на итальянском языке: мои младшие сыновья – билингвы. Хотя не буду утверждать, что выучил итальянский из-за них.

Тогда из-за чего же?

К. Ф.: Пожалуй, это самое романтичное, что я сделал в жизни – научился говорить на родном языке Ливии (Ливия Джуджиоли, кинопродюсер, жена Ферта. – Прим. ред.). Когда учишь язык того, кого любишь, – становишься ближе к нему. Почти физическое чувство.

К. Ф.: Не много. Ганди. И дед, отец моей матери. Ганди – из-за его готовности принести себя в жертву тому, что он считал значительнее себя. Из-за того что боролся в самых безнадежных обстоятельствах. Осознавая безнадежность, чувствовал невозможность отказаться от борьбы. Был предан справедливости, как он ее понимал. А дед… Он был врачом в Индии в 30-е. Лечил не британцев – индийцев. Этим, по-моему, все сказано.

Вам пятьдесят, и вы на вершине – личной жизни, карьеры…

К. Ф.: …но предстоит спуск. Я так вижу вершину – не как достигнутую цель, а как начало спуска. А ведь спускаться легче, чем карабкаться. Я не люблю официальной одежды, галстук для меня – целое испытание. Понимаете, возраст... это как долгожданная возможность ослабить узел на галстуке. Совершенно особое удовольствие – ослабить галстук.

- Вас учили работать с картами в процессе подготовки к съемкам?

Колин Ферт: Да. Это было абсолютно необходимо, потому что в фильме много сцен с картами. Я подошел к этому со всей ответственностью. Дональд был крайне скрупулезен. Я слышал об этом от других мореплавателей и читал в книгах. Говорят, он был исключительно талантливым навигатором.

Еще говорят, что он начал вести ложный судовой журнал вовсе не для того, чтобы обманным путем выиграть регату.

Колин Ферт: Есть версия, что он просто хотел найти путь домой. Даже несмотря на угрозу финансового краха, он просто хотел вернуться к семье.

- Хотел ли он таким образом избежать позора?

Колин Ферт: Все гораздо сложнее. Когда он принимал это решение, его единственной целью было возвращение домой. Дело не только в том, что он хотел сохранить лицо. Над ним нависла угроза полного банкротства, и ко всему в придачу добавился страх неминуемого позора.

Кажется странным, что все это уживалось в человеке, который решился на такую огромную ложь, но я думаю, что его любовь к истине была сильнее. Он оказался в ситуации, когда уже невозможно было обойтись без лжи. Одна из его последних записей в судовом журнале звучит так: «Есть только одна истинная красота - это великая красота правды». Он не мог заставить себя лгать открыто. В своем сообщении BBC он ограничился лишь тем, что находится в сороковых широтах, хотя на самом деле был в сороковых широтах южной части Атлантики. Если бы он не чувствовал дискомфорта из-за своего обмана, он мог бы расширить границы своей лжи. Например, послать сигнал бедствия, потопить яхту вместе с судовыми журналами. Я не утверждаю, что он не был обманщиком. Для меня главное - его неприятие собственной лжи.

Как в той сцене, где Дональд разговаривает по телефону с Клэр (жена Кроухерста, ее играет Рэйчел Вайс - прим.ред.), и ему не по себе, когда она рассказывает о том, как все рады его успеху.

Колин Ферт: Он хочет поговорить с ней, спрашивает: «Ты на линии?» Мне кажется, он отчаянно хотел рассказать правду, признаться во всем жене, но у него не было возможности поговорить с ней один на один. Всякий раз, когда он говорил с ней, его голос слышал весь мир, и он стал одержим идеей переделать передатчик таким образом, чтобы можно было делать прямые вызовы.

Я никогда до этого не играл в фильме вместе с Рэйчел Вайс. Но такая у нас работа, при первой встрече мы просто сказали друг другу: «Здравствуйте. Мы с вами женаты». Мы с одинаковым трепетом отнеслись к своим персонажам, почувствовали огромную симпатию к этим людям. Я был полон энтузиазма и с восторгом обнаружил, что Рэйчел тоже работает с большой страстью. Актерская игра - это постоянный поиск, никогда не знаешь, что именно тебя ждет. Ты просто продолжаешь искать ответы на вопросы.

Фильм Про

Какова была ваша физическая подготовка в это роли?

Колин Фёрт

Я нахожу свою роль очень сложной, особенно я считал её такой в самом начале. Понимаете, предложил мне сыграть агента, во многом потому, что от него никто этого не ожидал. А ему нравится удивлять людей. У него и в фильмах всегда много неожиданных поворотов и приятных сюрпризов. Ему нравится шокировать, но так, чтобы это было весело. Например, взять , которого он пригласил на роль капитана пиратов в свой фильм . Это ведь очень неожиданно! Особенно потому, что у этого персонажа, в итоге, оказывается очень сентиментальный характер и трогательные привычки. Я – противоположный случай. У публики я ассоциируюсь с романтическими комедиями, а тут превратился в машину для убийства. Естественно, это встретило у многих скептическое отношение. А чтобы окончательно обезоружить скептиков, он решил, что я сам буду выполнять все трюки. Что касается стиля съёмки и действенной драматургии, то тут Мэттью хотел, чтобы всё смотрелось хореографично. Убедительные движения, которые бы естественно выглядели даже на театральной сцене. И чтобы всё это как можно меньше зависело от монтажа и других технических ухищрений. Имея всё это в виду, где-то примерно за год до съёмок Мэттью спросил меня, готов ли к такому испытанию. «Ближе к концу всего этого дела ты меня точно возненавидишь, - сказал он. - А сейчас мы приведём тебя в форму!» Итак, шесть месяцев тренировок по три часа в день. Десять тренеров, лучших в мире. Тренер , мой личный тренер, который тренировал олимпийскую сборную по тэквандо. Ещё был олимпийский золотой медалист по гимнастике. И чемпион по тайскому боксу. Они сделали всё, чтобы привести меня в нужную форму. Я-то думал, что после 50-ти уже не способен такое. Словом, первые месяцы было очень тяжело. Но я давно понял, что если ты настаиваешь на чём-то - перемены неизбежны. Меня буквально трансформировали. К концу этих шести месяцев я мог выполнить любую физическую задачу – это был очень воодушевляющий опыт.

Фильм Про

О вашем персонаже многое говорит его произношение. Не могли бы рассказать о вашей личной коллекции произношений?

Колин Фёрт

Произношений? Ну, я это обычно приберегаю для дружеских вечеринок. Когда ты занимаешься манерой говорить твоего персонажа, это может иногда перерасти в очень серьёзное исследование. Причём бывает, что ты схватываешь эту манеру за один присест, а потом, когда тебя просят сделать это ещё раз, тебе приходиться идти к этому вокруг света в обратную сторону.

Фильм Про

Ваш герой имеет дело с более молодым коллегой. У есть ощущение, что молодое поколение выживает ваше?

Колин Фёрт

Нет, ни в коем случае. Даже напротив. Любая работа с новым поколением, с молодым актёром обычно не вызывает у меня ничего, кроме восторга. Я бы даже сказал, что такой опыт крайне необходим. Иначе мы бы все размочалились и умерли бы. По крайней мере, я так ощущаю себя. На этом проекте я работал с , который значительно старше меня, и , который значительно моложе. Так что я был посередине, и меня это очень вдохновляло. Мне известно, что и Майклу Кейну работать с молодыми тоже очень приятно. Это поддерживает в нас жизнь.

Фильм Про

Почему вы решили поработать с Мэттью Воном?

Колин Фёрт

Да я просто большой фанат всех его фильмов. «Слоёный торт» - один из лучших гангстерских фильмов за последние 20 лет. Мэттью очень разнообразный автор. Скажем, «Звёздная пыль» - фильм, для которого трудно найти правильное определение. Но он получился шустрый, игривый, в нём есть какое-то своё, необычное видение. А следующий его фильм, «Пипец», вообще один из моих самых любимых. Лучшее, на мой взгляд, из того, что Мэттью пока снял. Он и злой, и смешной одновременно. Но в нём есть душа, есть ум, есть стиль, есть много неожиданных моментов. Очень глубокий фильм. Он шокирует тебя, но не давит и не отталкивает этим. Его очень легко и приятно смотреть. Мэттью находит потрясающие решения, он очень смелый и уникальный автор.

Фильм Про

Если бы у вас была возможность, вы бы сыграли нового Бонда?

Колин Фёрт

Этого не произойдёт. Нет, я, конечно, понимаю, откуда этот вопрос. Нет, этого не случится, потому что всем очень нравится . В нём самом, мне кажется, очень многое от Бонда. Мне очень нравится направление, в котором сейчас развивается «бондиана». И оно совсем другое. Конечно, в нашем фильме есть омажи и даже пародийные моменты, связанные с сериями о Бонде, но это совсем другое кино, мы не конкуренты. Фильмы о Бонде становятся всё более мрачными и реалистичными, более основательными, глубокими. Меня они восхищают, а «Скайфолл» - вообще, на мой взгляд, лучший фильм о Бонде из существующих. Но тем проще нам было вернуться назад к легкомысленным и несколько абсурдным фильмам об агенте 007, которые мы так любили в 60-е и 70-е.