100 р бонус за первый заказ

Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line

Узнать цену

В структурной организации нервной системы принято выделять центральную нервную систему (ЦНС) и периферическую. ЦНС в свою очередь включает в себя спинной мозг и головной мозг. Все остальные нервные структуры входят в периферическую систему. Высший отдел ЦНС - головной мозг состоит из мозгового ствола, большого мозга и мозжечка. Большой мозг представлен двумя полушариями, наружная поверхность которых покрыта серым веществом - корой. Кора составляет важнейшую часть головного мозга, являясь материальным субстратом высшей психической деятельности и регулятором всех жизненных функций организма.

А.Р. Лурия определил три основных функциональных блока мозга, участие которых необходимо для осуществления любого вида психической деятельности.

• Первый блок - активации и тонуса. Анатомически он представлен сетевым образованием в стволовых отделах мозга - ретикулярной формацией, которая регулирует уровень активности коры от бодрствующего состояния до утомления и сна. Полноценная деятельность предполагает активное состояние человека, лишь в условиях оптимального бодрствования человек может успешно воспринимать информацию, планировать свое поведение и осуществлять намеченные программы действий.
• Второй блок - приема, переработки и хранения информации. Он включает в себя задние отделы больших полушарий. В затылочные зоны поступает информация от зрительного анализатора - иногда их называют зрительной корой. Височные отделы отвечают за переработку слуховой информации - это так называемая слуховая кора. Теменные отделы коры связаны с общей чувствительностью, осязанием. Блок имеет иерархическое строение и состоит из корковых полей трех типов: первичные принимают и перерабатывают импульсы от периферийных отделов, во вторичных происходит аналитическая переработка информации, в третичных осуществляется аналитико-синтетическая обработка информации, поступающей от разных анализаторов, - этот уровень обеспечивает наиболее сложные формы психической деятельности.
• Третий блок - программирования, регуляции и контроля. Блок расположен преимущественно в лобных долях мозга. Здесь ставятся цели, формируются программы собственной активности, осуществляется контроль за их протеканием и успешностью выполнения.

Совместная работа всех трех функциональных блоков мозга составляет необходимое условие осуществления любой психической деятельности человека. Представляя мозговые механизмы психической деятельности, следует остановиться на вопросе о межполушарной асимметрии мозга. Работа больших полушарий построена по контрлатеральному принципу, т.е. левое полушарие отвечает за правую сторону телесной организации человека, правое полушарие - за левую. Установлено, что и в функциональном отношении оба полушария неравнозначны. Функциональная асимметрия, которая понимается как различное участие левого и правого полушария в осуществлении психической деятельности, представляет собой одну из фундаментальных закономерностей работы мозга человека и животных.

В осуществлении любой психической деятельности участвует весь мозг в целом, однако разные полушария выполняют различную дифференцированную роль в осуществлении каждой психической функции. Например, в результате экспериментальных и клинических исследований было обнаружено, что правое и левое полушария различаются в стратегии переработки информации. Стратегия правого полушария состоит в целостном одномоментном восприятии предметов и явлений, эта способность воспринимать целое раньше его частей лежит в основе творческого мышления и воображения. Левое полушарие осуществляет последовательную рациональную обработку информации. Проблема межполушарной асимметрии и межполушарного взаимодействия далека от своего решения и требует дальнейших экспериментальных и теоретических исследований.

Изучение мозговых механизмов, обеспечивающих психические процессы, не приводит к однозначному пониманию природы психического. Простого указания на мозг и нервную систему как на материальный субстрат психических процессов недостаточно для решения вопроса о характере взаимоотношения психического и нейрофизиологического.

Русский физиолог И.П. Павлов поставил перед собой задачу раскрыть сущность психического объективными физиологическими методами исследования. Ученый пришел к выводу, что единицами поведения являются безусловные рефлексы как реакции на строго определенные раздражители из внешней среды и условные рефлексы как реакции на первоначально безразличный раздражитель, который становится небезразличным вследствие его неоднократного сочетания с безусловным раздражителем. Условные рефлексы осуществляются высшими отделами мозга и основываются на образующихся между нервными структурами временных связях.

Важным вкладом в решение проблемы нейрофизиологических механизмов психики являются работы отечественных ученых Н.А.Бернштейна и П.K.Анохина.

Н.А.Бернштейн изучал естественные движения человека и их физиологическую основу. До Н.А.Бернштейна механизм движения описывался схемой рефлекторной дуги:

1. прием внешних воздействий;
2. процесс их центральной переработки;
3. двигательная реакция.

Н.А.Бернштейн предложил новый принцип нейрофизиологического управления движениями, который был назван принципом сенсорных коррекций. В его основу легло положение о том, что движения управляются не только и не столько эфферентными импульсами (командами, исходящими от центральных отделов к периферии), а в первую очередь - афферентными (сигналами о внешнем мире, которые поступают в мозг в каждый момент выполнения движения). Именно афферентные сигналы и составляют «следящее устройство», которое обеспечивает непрерывную коррекцию движения, отбирая и меняя нужные траектории, регулируя систему напряжений и ускорений в соответствии с меняющимися условиями выполнения действия.

Но афферентные импульсы являются лишь частью того, что составляет механизм организации произвольных движений. Существен тот факт, что движения и действия человека не «реактивны», - они активны, целенаправленны и меняются в зависимости от замысла. Принцип активности противопоставляется принципу реактивности, согласно которому тот или иной акт, движение, действие определяется внешним стимулом и осуществляется по модели условного рефлекса, и преодолевает понимание процесса жизнедеятельности как процесса непрерывного приспособления к среде. Главное содержание процесса жизни организма - это не приспособление к среде, а реализация внутренних программ. В ходе такой реализации организм неизбежно преобразует среду.

П.К.Анохиным была создана теория функциональных систем, явившаяся одной из первых моделей подлинной психологически ориентированной физиологии. Согласно положениям этой теории физиологическую основу психической деятельности составляют особые формы организации нервных процессов. Они складываются при включении: отдельных нейронов и рефлексов в целостные функциональные системы, которые обеспечивают целостные поведенческие акты. Исследования ученого показали, что поведение индивида определяется не отдельным сигналом, а афферентным синтезом всей доходящей до него в данный момент информации. Афферентные синтезы запускают в ход сложные виды поведения. В итоге П.К.Анохин пришел к выводу о необходимости пересмотра классических представлений о рефлекторной дуге. Он разработал учение о функциональной системе, под которой понималась динамическая организация структур и процессов организма. Согласно этому учению движущей силой поведения могут быть не только непосредственно воспринимаемые воздействия, но и представления о будущем, о цели действия, ожидаемый эффект поведенческого акта. При этом поведение вовсе не заканчивается ответной реакцией организма. Ответная реакция создает систему «обратной афферентации», сигнализирующей об успехе или неуспехе действия, составляет акцептор результата действия.

Процесс сличения модели будущего с эффектом выполненного, действия является существенным механизмом поведения. Только при условии их полного совпадения действие прекращается. Если же действие оказывается неудачным, то происходит «рассогласование» модели будущего и результата действия. Поэтому действие продолжается, в него вносятся соответствующие коррективы. Рефлекторную дугу П.К.Анохин заменил более сложной схемой рефлекторного кольца, объясняющей саморегулирующийся характер поведения.

Теория функциональных систем П.К.Анохина создала новую - системную - методологию изучения целостных поведенческих актов. В работах ученого было показано, что любая целостная деятельность организма осуществляется только при избирательной интеграции многих частных физиологических механизмов в единую функциональную систему.

Несмотря на неоспоримость того, что мозг является органом психического отражения, взаимосвязь психического и нейрофизиологического должна рассматриваться с позиций самостоятельности и специфичности каждого из этих процессов. Психическое невозможно свести к обеспечивающим его морфофункциональным структурам, работа мозга не является содержанием психики. Психическое отражает не физиологические процессы, протекающие в организме человека, а объективную реальность. Специфическое содержание психического заключается в представленности образов мира и субъективного отношения к нему. Как писал философ А.Г.Спиркин, «в коре мозга нейрохирург видит не яркие мысли наподобие духовного пламени, а всего лишь серое вещество».

Изменения уровней бодрствования связаны с изменениями тонуса соответствующих нервных центров, при этом можно выделить несколько уровней регуляции бодрствования: клеточный, отдельных мозговых центров, модулирующих систем и мозга как целого.

Нейронные механизмы. На нейронном уровне регуляция функциональных состояний осуществляется с помощью особой категории нейронов, именуемых модуляторными. Существуют две категории модуляторных нейронов: активирующего и инактивирующего типа. Первые увеличивают активность синапсов, соединяющих чувствительные и исполнительные нейроны, вторые снижают эффективность синапсов, прерывая путь передачи информации от афферентных к эфферентным нейронам. Кроме того, нейроны-модуляторы различаются по степени генерализации своего действия. Переход к бессознательному состоянию, например при засыпании, можно определить как выключение активирующих нейронов-модуляторов генерализованного типа и включение инактивирующих нейронов-модуляторов. В эволюции нейроны-модуляторы объединились в ансамбли и сети, сосредоточенные на уровне ретикулярной формации ствола мозга и неспецифического таламуса, образуя активирующую и инактивирующую системы.

Модулирующие системы. Совокупность модулирующих систем образует особый блок, который регулирует тонус коры и подкорковых структур, оптимизирует уровень бодрствования в отношении выполняемой деятельности и обусловливает адекватный выбор поведения в соответствии с актуализированной потребностью.

Важнейший участок регуляторного блока - ретикулярная формация мозга, представляющая сеть из нервных клеток в средней части ствола. Со всех сторон ретикулярная формация окружена сенсорными путями, которые отдают ей часть афферентной импульсации. Благодаря этому любое сенсорное возбуждение повышает уровень активации ретикулярной формации, и активация по восходящим путям распространяется вверх к коре больших полушарий. Экспериментально показано, что раздражение вживленных в ретикулярную формацию электродов приводит к пробуждению спящего животного.

Еще одно важное звено регуляции функциональных состояний связано с работой таламуса. Зрительный бугор, или таламус, - отдел промежуточного мозга, который играет роль коллектора сенсорной информации, так как в него поступает информация от всех органов чувств. По некоторым данным в центре таламуса находится «водитель ритма» - морфофункциональное образование, отвечающее за генерацию ритмической активности и распространяющее синхронизирующие влияния на обширные области коры. Ядра неспецифического таламуса образуют диффузную проекционную таламическую систему, которая оказывает на кору возбуждающие и тормозные влияния. Эти влияния по сравнению с эффектами возбуждения ствола мозга имеют более ограниченный характер и захватывают относительно небольшие участки коры.

Таким образом, при раздражении таламуса возникает реакция активации в коре головного мозга. Эта реакция отчетливо видна в текущей электроэнцефалограмме: она сравнительно кратковременна и локализована. В отличие от реакции активации, вызываемой ретикулярной формацией ствола мозга, которая считается генерализованной реакцией активации, эффекты возбуждения неспецифического таламуса называют локальной активацией. Передача эстафеты активирующих влияний с уровня ретикулярной формации ствола мозга на уровень таламической системы означает переход от генерализованной активации коры к локальной. Первая отвечает за глобальные сдвиги общего уровня бодрствования, вторая - за селективное, т.е. избирательное сосредоточение внимания (см. гл. 6). В регуляции уровня бодрствования и обеспечении избирательной активации той или иной формы поведения, направленного на удовлетворение потребностей, принимает участие лимбическая система мозга, имеющая как активирующие, так и тормозящие поведение отделы (см. гл. 4).

Функции стриопаллидарной системы. К регуляции функциональных состояний имеет также отношение стриопаллидарная система - комплекс нервных центров, именуемых также базальными ганглиями. По некоторым представлениям, ведущая роль в формировании избирательной активации неокортекса принадлежит стриопаллидарной системе, которая сама находится под контролем коры. Эта система отвечает за распределение активационных ресурсов мозга при организации восприятия и действия. При этом стриопаллидарная система работает как адаптивно настраиваемый фильтр, избирательно регулирующий по нисходящей системе связей мышечный тонус (иерархию движений) и избирательность сенсорного внимания.

Регуляция активации, которая осуществляется стриопаллидарной системой, находится в соответствии с уровнем и характером мотивационного возбуждения, а также результатом обработки информации, осуществляемой корой мозга. В результате взаимодействия стриопаллидарной системы, таламуса и коры достигается наиболее адекватное распределение активации по структурам мозга, которое и обеспечивает избирательное реагирование на значимые стимулы.

Регуляция функциональных состояний на уровне целого мозга. Важнейшим регулятором уровня бодрствования в целом, а также внимания как избирательного процесса служат передние отделы коры больших полушарий - фронтальные зоны. Именно эти структуры по нисходящим кортикоретикулярным путям модулируют в нужном направлении активность таламуса и ствола мозга. Включение в этот процесс фронтальных зон с их нисходящими путями позволяет говорить о существовании своеобразного замкнутого контура регуляции.

Исходно ретикулярная формация ствола мозга, возбуждаясь под действием внешних стимулов, активизирует неспецифический таламус и кору больших полушарий, а та, в свою очередь, благодаря нисходящим проводящим путям может или снизить активность ретикулярной формации ствола и таламуса, или, напротив, увеличить, в зависимости от того что требуется в данный момент времени. Таким образом, можно говорить о существовании регулируемой или управляемой корковой активации, за счет которой кора больших полушарий может настраивать собственный уровень возбудимости соответственно задачам текущей жизнедеятельности.

Внимание - одна из важнейших психологических функций. Оно - обязательное условие результативности любой деятельности, будь то восприятие реальных предметов и явлений, выработка двигательного навыка или операции с числами, словами, образами, совершаемые в уме.

Выделяются два типа внимания - произвольное (активное), направленное на сознательно выбранную цель, и непроизвольное (пассивное), возникающее при неожиданных изменениях во внешней среде - новизне, неопределенности.

Структурно-функциональная организация внимания. Непроизвольное внимание по механизму близко к ориентировочной реакции, оно возникает на новое или неожиданное предъявление стимула. Начальная ситуация неопределенности требует мобилизационной готовности коры больших полушарий, и основным механизмом, запускающим непроизвольное внимание, является вовлечение в этот процесс ретикулярной модулирующей системы мозга (см. рис. 55). Ретикулярная формация по восходящим связям вызывает генерализованную активацию коры больших полушарий, а структуры лимбического комплекса, оценивающие новизну поступающей информации, по мере повторения сигнала опосредуют либо угасание реакции, либо ее переход к вниманию, направленному на восприятие или организацию деятельности.

Произвольное внимание в зависимости от конкретных задач, потребностей, мотивации облегчает, «оптимизирует» все этапы осуществления познавательной деятельности: начальный - ввод информации, основной центральный - ее анализ и оценку значимости и конечный результат - фиксацию нового знания в индивидуальном опыте, поведенческую реакцию, необходимые двигательные действия.

На этапе ввода и первичного анализа стимула, его выделения в пространстве важная роль принадлежит двигательным компонентам внимания - глазным движениям. Процессы, происходящие на уровне среднего мозга (четверохолмие), обеспечивают саккадические движения глаз, помещающие объект в область наилучшего видения на сетчатке. Реализация этого механизма происходит при участии заднеассоциативной теменной коры, которая получает разномодальную информацию от сенсорных зон (информационная составляющая) и от коркового отдела лимбической системы (мотивационная составляющая). Формирующиеся на этой основе нисходящие влияния коры управляют структурами среднего мозга и оптимизируют начальный этап восприятия.

Обработка информации о стимуле, представляющем определенную значимость для организма, требует поддержания внимания и регуляции активационных влияний. Управляющий эффект (локальная активация) достигается регулирующими влияниями лобной коры. Реализация локальных активирующих влияний осуществляется через ассоциативные ядра таламуса. Это так называемая фронто-таламическая система внимания. В механизмах локальной активации значительная роль принадлежит также структурам лимбической системы (гиппокамп, гипоталамус, миндалина, лимбическая кора) и их связям с лобным неокортексом (см. рис. 56).

Активация исполнительных механизмов, включающих моторные программы и программы врожденного и приобретенного поведения, осуществляется с участием лобных отделов и базальных ганглиев, находящихся под двойным контролем - коры и лимбического мозга.

Таким образом, произвольное селективное внимание обеспечивается целыми комплексами иерархически организованных структур. В результате активирующие влияния становятся опосредованными результатами анализа ситуации и оценки значимости, что способствует формированию системы активированных мозговых центров, адекватной условиям выполняемой задачи.

ЭЭГ-анализ мозговой организации внимания. В ЭЭГ при генерализованной тонической активации в ответ на предъявление нового стимула, вызвавшего непроизвольное внимание, возникает десинхронизация основного ритма (рис. 62) - блокада среднечастотного альфа-компонента, доминирующего в состоянии покоя, и усиление представленности высокочастотных колебаний альфа-диапазона, бета- и гамма-активности.

Рис. 62. Блокада альфа-ритма - реакция десинхронизации в коре

больших полушарий при первом предъявлении нового стимула -

тона (отмечено на верхней линии). Отведения обозначены слева от

кривых (здесь и на последующих рисунках нечетные цифры - левое,

четные - правое полушарие). КГР - кожно-гальваническая реакция

Значимость функциональных объединений структур при селективном внимании была продемонстрирована при изучении мозговой организации направленного модально специфического внимания в ситуации ожидания определенной перцептивной задачи. Информация о модальности стимула, подвергающегося бинарной классификации, которую заранее получал испытуемый, приводила к формированию в коре левого полушария функциональных объединений на частоте альфа-ритма в период, непосредственно предшествующий перцептивной деятельности, с центром интеграции в области корковой проекционной зоны соответствующей модальности - в височной зоне при ожидании слуховой задачи, в сенсомоторной корковой зоне при тактильной, в затылочной при зрительной. Существенно, что именно такая организация предстимульного внимания способствовала правильному решению задачи (рис. 63). Активность правого полушария в этой ситуации не связана с обеспечением правильного ответа при ожидании задачи.

Возрастные особенности структурно-функциональной организации внимания. Признаки непроизвольного внимания обнаруживаются уже в период новорожденности в виде элементарной ориентировочной реакции на экстренное применение раздражителя. Эта реакция еще лишена характерного исследовательского компонента, но она уже проявляется в определенных изменениях электрической активности мозга, вегетативных реакциях (изменение дыхания, частоты сердцебиения).

В 2-3-месячном возрасте ориентировочная реакция приобретает черты исследовательского характера. В грудном, так же как и в начале дошкольного возраста, корковая генерализованная активация представлена не блокадой альфа-ритма, а усилением тета-ритма, отражающего повышенную активность лимбических структур, связанных с эмоциями. Особенности активационных процессов определяют специфику произвольного внимания в этом возрасте: внимание маленького ребенка привлекают в основном эмоциональные раздражители. По мере созревания системы восприятия речи формируется социальная форма внимания, опосредованная речевой инструкцией. Однако вплоть до 5-летнего возраста эта форма внимания легко оттесняется непроизвольным вниманием, возникающим в ответ на новые привлекательные раздражители.

РОСТ КОГЕРЕНТНОСТИ АЛЬФА-КОЛЕБАНИЙ В СИТУАЦИИ ПРЕДСТИМУЛЬНОГО ВНИМАНИЯ

Рис. 63. Специфика функциональной организации структур левого и правого полушарий в ситуации предстимульного селективного внимания. На схемах обозначены отведения. Линиями соединены области коры, в активности которых наблюдается достоверный рост значений Ког альфа-ритма перед правильным ответом по сравнению с неправильным. ЛП - левое, ПП - правое полушарие

Существенные изменения корковой активации, лежащей в основе внимания, отмечены в 6-7-летнем возрасте. Обнаруживается зрелая форма корковой активации в виде генерализованной блокады альфа-ритма. Существенно возрастает роль речевой инструкции в формировании произвольного внимания. Вместе с тем в этом возрасте еще велико значение эмоционального фактора.

Качественные сдвиги в формировании нейрофизиологических механизмов произвольного внимания связаны со структурно-функциональным созреванием лобных отделов коры, обеспечивающих организацию процессов локальной регулируемой активации в соответствии с принятием решения на основе проанализированной информации, мотивации или словесной инструкции. В результате этого в деятельность избирательно включаются определенные структуры мозга, активность других затормаживается, и создаются условия для наиболее экономичного и адаптивного реагирования.

Важнейшим этапом в организации произвольного внимания является младший школьный возраст. В 7-8 лет недостаточная зрелость фронтально-таламической системы регуляции активационных процессов определяет большую степень их генерализации и менее выраженную избирательность объединения корковых зон в рабочие функциональные констелляции в ситуации предстимульного внимания, предваряющего конкретно реализуемую деятельность. К 9-10 годам механизмы произвольной регуляции совершенствуются: активационные процессы становятся более управляемыми, определяя улучшение показателей организации деятельности.

Роль различных структур головного мозга в потребностно-эмоциональной сфере

Потребности и мотивации. Потребности являются внутренним источником активного взаимодействия организма с внешней средой и рассматриваются как основная детерминанта поведения, направленного на достижение определенной цели. И.П.Павлов ввел понятие «рефлекса цели» как выражения стремления живого организма к обладанию чем-либо - пищей, различными предметами. Сфера потребностей человека очень широка. Она включает как биологические, так и социальные и духовные потребности.

Биологические потребности связаны с активностью нервных центров гипоталамуса. В экспериментах на животных с электродами, вживленными в различные ядра гипоталамуса, было отмечено, что у голодного животного резко возрастала электрическая активность определенных участков гипоталамуса. При насыщении усиление электрической активности этих структур прекращалось. Их раздражение вызывало пищевое поисковое поведение. При раздражении других ядер наблюдались отказ от пищи, половое возбуждение, агрессивно-оборонительное поведение.

Биологические потребности человека отличаются от животных. Их реализация не носит непосредственного характера и в значительной мере определяется социальными и культурными факторами. Это свидетельствует о том, что даже биологические потребности у человека находятся под контролем регулирующих структур коры больших полушарий. Актуализируемая, наиболее значимая на данный момент потребность, приобретающая все свойства доминанты, называется мотивацией. По теории доминанты А.А.Ухтомского, она подчиняет себе деятельность организма, обеспечивая приоритетность данного поведенческого акта и подавляя другие виды деятельности.

Эксперименты с созданием искусственной доминанты показали, что на ее фоне повышаются чувствительность нейронных систем в структурах, охваченных доминантным состоянием, скорость протекающих в них процессов и конвергентные способности. Мотивация выступает как пусковой механизм формирования функциональной системы, активизируя структуры, включающиеся в афферентный синтез, принятие решения, выработку программы и ее коррекцию на основе результатов действия.

Мотивация реализуется при непосредственном участии гипоталамуса и других отделов лимбической системы, где наряду с основными центрами, связанными с биологическими потребностями, расположены структуры, участвующие в оценке и регуляции этапов поведения, направленных на удовлетворение потребности. В общую многоуровневую систему реализации мотивации вовлекается и кора больших полушарий, организующая активное поисковое поведение.

Эмоции, их физиологическая основа. В тесной связи с мотивационно-потребностной сферой находятся эмоции. Эмоции рассматриваются как психический процесс, активно включающийся в модуляцию функционального состояния мозга и организацию поведения, направленного на удовлетворение актуальных потребностей. При этом эмоции отражают субъективное отношение к внешнему миру, окружающим людям, самому себе, собственной деятельности и ее результату.

Мозговая организация эмоций исследовалась в экспериментах на животных с разрушением и раздражением различных подкорковых структур, а также в клинике локальных поражений мозга у человека. Наиболее яркие эффекты были получены при раздражении определенных ядер гипоталамуса, вызывавшем эмоциональные реакции разного знака. Стимуляция зон латерального гипоталамуса приводила к стремлению животных (крыс) к продлению этого состояния путем самораздражения. Раздражение других центров гипоталамуса вызывало реакцию избегания. Области мозга, раздражение которых вело к подкреплению и избеганию, получили название центров удовольствия и неудовольствия соответственно с позитивной и негативной эмоциональной окраской. Эмоциональные реакции разного знака были получены и при раздражении других отделов лимбической системы.

Как было сказано выше, лимбические структуры входят в состав модулирующей системы мозга, и это определяет важную роль эмоций в регуляции активационных процессов - генерализованной и локальной активации, а следовательно, и в организации поведенческих реакций.

Мозговая организация эмоций, как и других психических функций, многоуровневая. Лимбическая система обладает связями с ассоциативными областями неокортекса.

В клинических исследованиях выявилась специфическая роль лобной и височной коры в проявлении эмоций. При разных типах поражения лобных долей отмечались глубокие нарушения эмоциональной сферы, затрагивающие в основном высшие эмоции, связанные с социальными отношениями, произвольной деятельностью, творчеством. Наблюдалось растормаживание влечений, неустойчивость эмоционального фона от депрессии до эйфории.

При височных поражениях, особенно справа, нарушается опознание эмоциональной интонации речи.

Выявлена неодинаковая роль ассоциативных отделов в эмоциональном регулировании. Так, показано, что при правосторонних поражениях возникает состояние эйфории и беспечности. Левосторонние поражения приводят к преобладанию озабоченности и тревожности: больные беспокойны и часто плачут.

На основании этих данных возникло представление о преимущественной связи правого полушария с отрицательным эмоциональным фоном, а левого полушария - с положительным.

Возрастные особенности потребностно-эмоционалъной сферы ребенка. У детей уже с первых месяцев жизни очень велика потребность в новизне. Удовлетворение потребностей в новизне вызывает положительные эмоции, и те, в свою очередь, стимулируют деятельность ЦНС. Согласно представлению П.В.Симонова, эмоция, компенсируя недостаток сведений, необходимых для достижения цели, обеспечивает продолжение действий, способствует поиску новой информации и тем самым повышает надежность живой системы.

Эмоции детей из-за слабости контроля со стороны высших отделов ЦНС неустойчивы, их внешние проявления несдержанны. Ребенок легко и быстро плачет и так же быстро от плача может перейти к смеху. От радости ребенок громко смеется, кричит, машет руками. С возрастом, по мере созревания коры больших полушарий и усиления ее влияний на нижележащие подкорковые структуры, сдержанность эмоциональных проявлений возрастает. Тесная связь эмоций с потребностями определяет необходимость учета возрастных особенностей эмоциональной сферы ребенка в процессе воспитания. Воспитание способно существенно влиять даже на биологические, врожденные потребности, изменять степень и формы их проявления. Еще более велика роль воспитания в формировании социально обусловленных, в том числе познавательных, потребностей. Расширение сферы потребности с помощью целенаправленных воспитательных мероприятий, тесно связанных с эмоциями на этапе развития, который характеризуется повышенной эмоциональной активацией, будет способствовать расширению диапазона внешних воздействий, привлекающих внимание, и тем самым приведет к совершенствованию познавательных процессов и целенаправленной деятельности ребенка.

Созревание высших отделов ЦНС в младшем школьном возрасте расширяет возможность формирования познавательных потребностей и способствует совершенствованию регуляции эмоций.

Накопление, хранение и обработка информации - это важнейшее свойство нервных сетей. Невозможно переоценить биологическое значение этих процессов для адаптации поведения живого организма к окружающей среде. Без способности к научению и памяти ни отдельная особь, ни вид в целом не могли бы выжить, поскольку в этом случае было бы невозможно планировать свое поведение и преднамеренно избегать ошибок.

БЛАГАЯ ЗАБЫВЧИВОСТЬ

Совершенно ясно, что в нашей памяти откладывается лишь незначительная часть воспринимаемых нами явлений. В этой связи возникают вопросы: каким же образом мозг запоминает, что он запоминает и что забывает.
Без отбора информации и удаления ее из памяти мы были бы буквально затоплены потоком непрерывно поступающих данных. В настоящее время за единицу информации принимается бит. Для хранения 1 бита требуется 10 нейронов. Величина общей информационной емкости мозга равна
3 х 108 бит. Такой емкости хватило бы, для того чтобы хранить около 1% от общего потока информации, протекающей через наше сознание. Если считать, что в среднем информационный поток составляет 20 бит/сек, то за 70 лет при длительности активного дня 16 часов, общее поступление информации составит 3 х 1010 бит. Это в 100 раз больше, чем информационная емкость мозга.
Память есть результат образования новых условных связей, формирующихся в коре головного мозга, с помощью которых фиксируется индивидуальный опыт организма. Например, ребенок, единожды получив ожог от пламени свечи, от кипятка, на всю жизнь запоминает эти ощущения.
Память как процесс связана с восприятием информации, с ее хранением и использованием. Извлечение из хранилища памяти прошлого опыта называется актуализацией памяти.

ВИДЫ ПАМЯТИ

Различают несколько видов памяти.
Моторная память
Эволюционно это самый древний вид. В его основе лежит способность запоминать и производить какую-то программу движений. Этот вид памяти генетически запрограммирован. Например, ходьба, подъем по ступенькам, плаванье и т.д.
Эмоциональная память
Связана с фиксацией ощущений, которыми сопровождались те или иные события, явления жизни. Эмоции - эволюционно более древнее явление, чем ощущения. Эмоции выполняют регуляторную функцию в обеспечении поведения и адаптации организма к окружающей среде. Биологический смысл эмоциональной памяти заключается в том, что во всем диапазоне эмоциональных проявлений чаще всего фиксируются отрицательные эмоции, то есть вырабатывается система предупреждения.
Помимо этого эмоционально окрашенные ощущения фиксируются практически мгновенно и непроизвольно. Эмоциональная память самая прочная, поэтому имеет очень большое значение в процессе обучения.
Образная память
Связана с работой сенсорных систем или органов чувств. Информация запоминается в виде образов определенной модальности. Существуют зрительная, слуховая, тактильная, вкусовая и другие виды образной памяти. Эта память спонтанна, гибка и обеспечивает длительное хранение следа памяти.
Логическая память
Этот вид памяти эволюционно самый новый. Логическая память формируется только на базе второй сигнальной системы в процессе обучения. Вторая сигнальная система, по определению физиолога И.П. Павлова, - это слово. Сложно запомнить материал без понимания, без логического восприятия. Никаких природных готовых программ у этой памяти нет. Логическая память - результат тех интеллектуальных возможностей, которые есть у ребенка. Логическая память у младших и старших школьников различна. Лучше выражена она у старшеклассников.

В ЗАВИСИМОСТИ ОТ ВРЕМЕНИ

По продолжительности закрепления и сохранения информации память делят на три вида:
1) сенсорную;
2) кратковременную;
3) долговременную.
Сенсорная память
Чувствительные сигналы в течение нескольких сот миллисекунд с момента своего воздействия сохраняются в сенсорной памяти. Здесь происходит анализ сигналов, их оценка и в дальнейшем либо забывание, либо направление на обработку. Эту память также называют иконической, потому что она лучше всего изучена для зрительных стимулов.
Процесс забывания начинается сразу же после поступления информации. Исследования показывают, что если испытуемому в течение 50 миллисекунд предъявить 16 букв, а затем попросить назвать эти буквы, то сразу после предъявления он вспоминает около 70% увиденного. Через 150 миллисекунд - объем запомненной информации равен 25–35%, а через 250 миллисекунд - уже вся информация из сенсорной памяти теряется.
Известно, что наряду с таким пассивным «угасанием» информации существует и процесс ее активного «стирания» в результате поступления новых сигналов.
Переход информации из весьма нестойкой сенсорной памяти в более стойкую может совершаться двумя путями. Первый путь - словесное кодирование сенсорных сигналов - это свойственно взрослым людям. Второй путь - несловесная обработка сигналов. Механизм такой обработки пока неизвестен. По-видимому, этот путь служит для запоминания информации, которую сложно выразить словами, и используется, как правило, маленькими детьми и животными.
Кратковременная память
Сенсорная память переходит в кратковременную, которая отвечает за временное хранение информации, закодированной словесно. Емкость этой памяти меньше, чем сенсорной. Данные хранятся здесь в порядке поступления информации. Забывание в кратковременной (первичной) памяти происходит в результате «вытеснения» старой информации новыми сигналами. Переход информации из кратковременной памяти в долговременную облегчается практикой, то есть целенаправленным повторением материала.
Долговременная память
Эта память характеризуется значительной емкостью и устойчивостью. Только информация, которая перешла в долговременную (вторичную) память, может быть извлечена через длительное время.
Информация переходит в долговременную память, в процессе жизнедеятельности часть информации теряется, а около 72% - остается на всю жизнь. В долговременной памяти данные накапливаются в соответствии с их «значимостью». Извлечение информации из долговременной памяти происходит дольше, чем из кратковременной. Забывание на уровне долговременной памяти связано с влиянием на запоминание уже имеющейся информации или с влиянием вновь поступившей информации.
Существует закон интерференции, согласно которому объекты, смещенные к центру, запоминаются хуже, чем краевые. Интерференция проявляется независимо от модальности раздражителя и не имеет значения для кратковременной памяти. В долговременной памяти интерференция проявляется тем меньше, чем ближе находятся схожие раздражители.

СИНАПТИЧЕСКИЙ ЭФФФЕКТ И ДРУГИЕ

Основы современного подхода к исследованию нейронных механизмов научения и памяти заложили в начале 40-х годов ХХ века русский физиолог Иван Петрович Павлов, монреальский психолог Дональд Хебб и поляк Ежи Конорски. Они исходили из представлений о том, что процессы научения и памяти должны быть связаны с изменениями нервных сетей (нейронных ансамблей). Нервные клетки в таких ансамблях объединены в специфические сети.
При формировании кратковременной памяти возбуждение циркулирует по системе циклически замкнутых нейронов в коре головного мозга и в подкорковых структурах, через которые осуществляется восприятие этой информации, ее анализ и хранение (фиксация).
К показателям функционирования кратковременной памяти относят синаптический эффект изменения ядерно-ядрышкового аппарата клетки, выброс в цитоплазму нейрона биологически активных веществ и сопутствующую этим процессам перестройку обмена веществ клетки.
Включение блоков долговременной памяти обеспечивается через 10 минут после прихода информации в клетку. За это время происходит перестройка биологических свойств нервной клетки. Считается, что во время обучения в нервные клетки приходит чувствительная афферентная импульсация, которая вызывает количественную активацию синтеза РНК и белка. Это может приводить либо к установлению новых синапсов между новыми группами клеток, либо к перестройке существующих синапсов. Наряду с этим, процесс запоминания может сопровождаться активацией синтеза нуклеиновых кислот и белка. Синтезированные молекулы являются хранилищем информации.
Сон работает на долговременную память. «Утро вечера мудренее» - ночной сон с увеличенной парадоксальной фазой приводит к тому, что переработка воспринятого в увеличенную парадоксальную фазу сна приводит к разрешению любой проблемной ситуации. Изъятие нужного решения из подсознания, где находится 95% информации, происходит в стадии сна с быстрым движением глаз.

ПОИСК НЕ ЗАКОНЧЕН

В онтогенезе в процессе дифференцировки во всех типах клеток, кроме нервных, реализуется от 1 до 12% генетической информации. Это специфическая генетическая информация о тех белках, которые должны синтезироваться в клетках определенного типа. В процессе онтогенеза разные типы клеток начинают использовать разную генетическую информацию.
В системе генома нервных клеток, особенно клеток структур больших полушарий, в зависимости от условий жизнедеятельности, меняется уровень синтеза белков, которые обеспечивают фиксацию жизненного опыта. Нервные клетки реализуют от 15 до 37% генетической информации. Если тренировать память, функциональные способности нервной деятельности повышаются до верхней границы.
В последнее время в самых различных структурах мозга были обнаружены нейроактивные пептиды. Предполагают, что они причастны к процессам памяти. Существует весьма генерализованное влияние пептидов, участвующих в общей активации и мотивационных механизмах.
Например, введение адренокортикотропного гормона или его фрагментов приводит к активации нейронов во многих отделах нервной системы. Ухудшение памяти связывают также с генетическим дефицитом вазопрессина. Окситоцин оказывает противоположное действие. Эндорфины и энкефалины регулируют память посредством взаимодействия с медиатором и уже через них оказывают влияние на метаболизм макромолекул. Нейропептиды могут либо усилить, либо ослабить действие медиатора.
Все ныне существующие представления и гипотезы о нейрофизиологических основах памяти не являются до конца изученными и доказанными. В этой связи и на сегодняшний день эта проблема интригующе интересна как для физиологов, так и для психологов.

Ольга ПАВЛОВА,
кандидат биологических наук

Публикация статьи произведена при поддержке интернет проекта «OF BURNS». Посетив интернет проект «OF BURNS», Вы найдете всё про ожоги . Большое количество полезных статей и публикаций подробно расскажут про виды и степени ожогов детей и взрослых, методах оказания первой помощи при ожогах и способах их лечения, а так же про ожоги у домашних питомцев. Посетить интернет проект «OF BURNS» можно по адресу http://ofburns.ru/

Раздел третий. Нейрофизиологические механизмы бессознательного (Section three. The Neurophysiological Mechanisms of the Unconscious)

47. Смена гипотез о нейрофизиологических механизмах осознания. Вступительная статья от редакции (Change of Hypotheses on the Neurophysiological Mechanisms of Consciousness. Editorial Introduction)

47. Смена гипотез о нейрофизиологических механизмах осознания. Вступительная статья от редакции

(1) Вопрос о нейрофизиологической основе бессознательного выступает на современном этапе как обратная сторона проблемы, формулируемой более узко, но способной зато быть поставленной экспериментально: вопроса о нейрофизиологических механизмах, обуславливающих осознание психической деятельности. Легко понять, что, накопляя сведения о подобных механизмах, мы начинаем лучше понимать, какие мозговые процессы или состояния мозговых систем следует связывать с психической деятельностью, плохо пли даже вовсе не осознаваемой ее субъектом. Надо, однако, с самого начала указать, что разработка этой проблемы неизменно наталкивалась на огромные трудности, а ее результаты еще очень скудны и далеки от ясности.

Если проследить историю относящихся сюда исследований и попытаться наметить хотя бы в самых грубых чертах основные ее этапы, то обрисовывается характерная смена гипотез, каждая из которых оставила в науке нелегко стираемый след. Прежде всего здесь следует напомнить позицию, которую занял на заре века в вопросе о физиологических механизмах бессознательного и сознания 3. Фрейд. А далее - гипотезу, положенную И. П. Павловым в основу представления о факторах, обуславливающих осознание; попытки определения этих же факторов на основе результатов электроэнцефалографических исследований (Г. Джаспер, Г. Моруцци и др.) и, наконец, сближение проблемы осознания с проблемой правополушарной психики, начавшееся после известных операций рассечения мозолистого тела и межполушарных комиссур на человеке (Р. Сперри, М. Газзанига и др.). На каждом из этик этапов проблема физиологических основ сознания, а тем самым и бессознательного, толковалась по-разному. Мы напомним основные линии этих расхождений.

Позиция, занятая в обсуждаемом вопросе Фрейдом, хорошо известна. В литературе часто приводятся его высказывания, в которых, с одной стороны, подчеркивается неустранимость зависимости любой формы психической деятельности от лежащих в ее основе мозговых процессов, существование психологических феноменов только благодаря реализующим их физиологическим механизмам, а с другой - указывается, что помощь, которую могла оказать Фрейду современная ему нейрофизиология, была незначительной. Именно из-за этой малой информативности физиологии, подчеркивает Фрейд, он и пошел в попытках раскрытия законов душевной жизни человека по чисто психологическому пути. Тем самым проблема связи между осознанием и мозговым субстратом была для него как предмет исследования изначально снята.

Такое игнорирование проблемы вместо стремления найти хорошее ли, плохое ли, но какое-то определенное ее решение не могло, однако, быть последним словом исследования на протяжении сколько-нибудь длительного времени. И оно повлекло за собою в рамках самой же психоаналитической теории движение мысли в двух прямо противоположных направлениях. С одной стороны - вынужденного создания имплицитной "нейрофизиологии" (фрейдовской - "метапсихоло-гии"), всю чужеродность которой духу психоанализа подмечали многие еще задолго до работ Дж. Клайна (критика ортодоксального фрейдизма, о котором мы уже говорили во вступительной статье от редакции к II тематическому разделу). А с другой - отрицания права за нейрофизиологией объяснять данные психоанализа не из-за ее концептуальной слабости (упомянутая выше позиция Фрейда), а из-за принципиальной несводимости качественно своеобразных проблем, изучаемых психоанализом (динамики значений и смыслов), к категориям нейрофизиологического порядка (позиция Дж. Клайна, М. Гилла и др.).

В итоге же, несмотря на все различие этих ориентации, проблема отношения осознания к реальному мозгу снималась ими обеими в форме еще более радикальной, чем это было сделано на заре создания теории психоанализа самим Фрейдом.

Концептуальный подход И. П. Павлова оказался иным. Как это было естественно ожидать от исследователя, в центре внимания которого на протяжении долгих лет стояли вопросы нервного возбуждения и торможения, проблема осознания (а если говорить точнее - проблема ясности сознания) была поставлена им в прямую связь с проблемой возбуждения и возбудимости нервного субстрата. К вопросу об этой связи он возвращался неоднократно в обеих своих классических работах- в "Лекциях о работе больших полушарий" и в "Двадцатилетнем опыте", а чтобы придать своему пониманию более наглядную форму, он ввел в одной из своих лекций образ перемещающегося по коре больших полушарий светового пятна - своеобразную модель неустанного изменения степени возбуждения и возбудимости различных мозговых формаций.

Хорошо известно, как убедительно была подтверждена в дальнейшем (экспериментами, которые после открытия Мэгуном, Моруцци, Мак-Каллохом, Эрнандец-Пеоном и др. функций ретикулярной формации, активирующих и гипногенных систем также стали классическими) идея закономерной связи между возбуждением определенных нервных структур и изменением уровня бодрствования. Колебания уровня бодрствования не эквивалентны, конечно, феномену осознания в его психологическом понимании, - повышение уровня бодрствования является скорее лишь одной из предпосылок или одним из факторов осознания, - но вряд ли можно оспаривать, что определение физиологических механизмов изменения уровня бодрствования означало важный шаг в направлении раскрытия и тех физиологических процессов, от которых зависит осознание. Особенно отчетливо это было показано экспериментально при прослеживании влияния изменений уровня бодрствования на психологические процессы, связанные с осознанием качеств и последствий развертываемой субъектом деятельности. В художественной литературе проблема этих влияний была с поразительной прозорливостью отражена А. П. Чеховым в его трагическом рассказе "Спать хочется", повествующем о том, как под влиянием острой потребности во сне может в корне измениться осознание человеком не только окружающего, но даже значения и последствий его собственных поступков: мучительно страдая от потребности во сне, - и только вследствие этого, - няня убивает отданного на ее попечение, но мешающего ей спать маленького ребенка.

Нельзя поэтому не признать, что уходящая своими логическими корнями еще в первые павловские работы идея связи изменений уровня бодрствования с уровнем активности определенным образом локализованных десинхронизирующих и гипногенных мозговых систем открыла определенный путь для физиологического осмысления и сложнейшей, так долго остававшейся совершенно недоступной для рационального понимания проблемы мозговых механизмов осознания. Но, конечно, это был только первый шаг.

Дальнейшее продвижение в этой области оказалось связанным, главным образом, с дисциплиной, сложившейся окончательно лишь к концу первой половины нашего века и во многом повлиявшей на формирование представлений о законах работы мозга на уровне его как макро-, так. и, особенно, микросистем, - с электрофизиологией мозга. В настоящем коротком очерке нет, естественно, возможности сколько-нибудь подробно задерживаться на рассмотрении этого сложного развития мысли, мы ограничимся как его иллюстрацией только одним примером.

На состоявшемся около десяти лет назад в Риме представительном международном симпозиуме, посвященном проблеме "Мозг и осознаваемый опыт" , был заслушан доклад Г. Джаспера "Физиологические исследования, мозговых механизмов при разных состояниях сознания". В этом сообщении был в острой форме поставлен вопрос: существует ли особая нейронная система, функцией которой является осознание психической активности и которая отличается от систем, участвующих в выполнении таких, например, процессов, как автоматические движения, неосознаваемая переработка информации и т. п. Автор, один из ведущих электрофизиологов мира, напоминает фундаментальные положения, близкие тем, о которых мы только что говорили, а именно, что исследованиями последних лет была показана связь нейронных систем, располагающихся в центральных частях мозгового ствола и диэнцефалона, с функцией осознания восприятий. А далее он высказывается в пользу того, что взаимодействие именно этих систем с корой больших полушарий лежит в основе наиболее сложных форм интеграции, необходимых для осознания вообще, и что реализуется это взаимодействие при помощи особых (холинэргических) синаптических механизмов, отличающихся от синапсов, обеспечивающих обычную передачу информации.

Углубляя это представление, Джаспер формулирует далее мысль, значение которой подчеркнули клинические наблюдения и данные экспериментов, накопленные несколько позже. Он отмечает, что, чем более совершенной становилась техника изучения мозга, тем большую спе-циализированность отдельных нейронов и их местных ансамблей мы обнаруживали. Даже наиболее сложные функции мозга представляются теперь в какой-то мере локализованными и не обязательно вовлекающими "мозг как целое". В свете этих тенденций, ставит вопрос Джаспер, не является ли правдоподобным, что существуют высокоспециализированные нейронные системы, преимущественно ответственные за осознание? Косвенным доводом в пользу такого понимания является, по его мнению, хотя бы тот факт, что далеко не все клетки в коре отвечают на диффузный заревет сетчатки, обнаруживая тем самым, что активация разных корковых элементов обуславливается определенными различиями в структуре сигналов. В сходном духе, допуская существование особых высокоспециализированных синапсов, ответственных за накопление опыта и обучение, высказался на этом симпозиуме в докладе, посвященном механизмам сознания, и Г. Моруцци.

Предположение о связи функции осознания с определенными мозговыми системами, выдвинутое Джаспером и Моруцци на Римском симпозиуме 1964 г. на основе электрофизиологических данных, было углублено в дальнейшем в результате работ, произведенных в совсем другой области - в нейрохирургии. Уже на том же самом Римском симпозиуме был заслушан доклад Р. Сперри "Рассечение мозга и механизмы сознания", в котором были изложены наблюдения над двумя больными, подвергшимися в целях лечения от тяжелых эпилептических припадков операции рассечения мозолистого тела, передней и гиппокамповой комиссур. После операции у этих больных наблюдалась в высшей степени своеобразная картина двух разных "сознаний". Опыт, приобретаемый правым большим полушарием мозга, не сообщался левому, и наоборот. Это психическое расщепление можно было проследить на функциях восприятия, обучения, запоминания, мотивации и др.

В последующие годы количество больных, перенесших операцию рассечения нейронных связей между гемисферами, значительно увеличилось, а тщательное психологическое исследование оперированных позволило углубить уже давно производившееся в клинике изучение особенностей т. н. "правополушарнои" психики, выступающих в ряде отношений как своеобразные дополнения или "негативы" психики "левополушарной". Так, если левое (доминантное) мозговое полушарие оказалось связанным преимущественно с формами психической деятельности, имеющими сукцессивный (распределенный во времени) характер, основанными на логических умозаключениях, вербализуемыми и потому легко коммуницируемыми и осознаваемыми, то правое полушарие характеризовалось активностью скудно или даже вовсе не вербализуемой, имеющей не сукцессивный, а симультанный характер (характер "мгновенного схватывания"), восприятиями и решениями, которые основываются не на рациональном анализе, а скорее на чувстве немотивированной уверенности, возникающем без возможности проследить, почему и каким образом оно зародилось. Эти черты правополушарнои психики, приближающие ее к формам психической активности, обозначаемым обычно как работа интуиции, заставили некоторых исследователей рассматривать правую гемисферу как субстрат, имеющий особое отношение к неосознаваемой психической деятельности. Соче-танное же в норме функционирование правого и левого больших полушарий головного мозга объявляется при таком понимании основой характерной "двойственности" человеческого сознания, причиной постоянного, хотя и весьма иногда замаскированного, присутствия в его функциональной структуре рациональных и интуитивных компонентов, содержаний, из которых одни формируются на основе речи, со всеми вытекающими отсюда последствиями для их осознания, а другие - "безотчетно" т. е. без видимой, по крайней мере, связи с развернутой вербализацией.

В пользу этой общей концепции дифференцированного отношения к функции вербализации, а тем самым и к функции осознания, правых и левых корковых систем говорят и новейшие работы советских исследователей (Н. Н. Трауготт и др.), умело применивших методику т. н. локальных электрошоков, позволяющую дезактивировать (при наличии терапевтических, разумеется, показаний) на определенные интервалы времени разно локализованные мозговые структуры. Тщательное психологическое обследование больных в фазах подобной дезактивации, подтвердив, в основном, соотношения, выявленные при хирургическом разобщении полушарий, позволило углубить представление об этих соотношениях, еще более тесно связав функции правого полушария с разными формами немотнвируемых рационально знаний и оценок.

В заключение этого беглого очерка основных этапов формирования нейрофизиологических подходов к проблеме сознания, нельзя не упомянуть о последних работах Н. П. Бехтеревой .

Используя методику вживления в мозг (по терапевтическим показаниям) множественных электродов, Н. П. Бехтеревой удалось провести на человеке исследование активности отдельных нейронов и нейронных популяций, связанных с кодированием и декодированием словесных сигналов. Ею прослеживается, как при предъявлении психологических тестов формируются рабочие нейронные ансамбли, функционально объединенные в соответствии со смыслом решаемой задачи, как или, во всяком случае, где осуществляется взаимодействие импульсного кода и структурного кода долговременной памяти, в чем заключаются флюктруаци.и электрической активности мозга, обуславливаемые семантической нагрузкой сигналов и т. д. Хотя непосредственно эти исследования не направлены на выявление мозговой основы осознания, трудно преувеличить значение, которое они в этом плане могут иметь. Создается впечатление, что этими исследованиями Н. П. Бехтеревой, как и М. Н. Ливанова, А. А. Генкина и др., на данные которых она опирается, формируется оригинальное и очень важное направление нейрофизиологических поисков, которому суждено сыграть в ближайшие годы в разработке проблемы мозговых механизмов осознания быть может основную роль.

(2) Мы остановились выше на развитии современных представлений о физиологических факторах, обуславливающих осознание (а тем самым косвенно и на проблеме физиологических механизмов бессознательного), чтобы показать всю сложность этой проблемы и незавершенность предлагаемых в этой области гипотез. Вместе с тем, прослеживая смену этих гипотез, нетрудно обнаружить определенную их логическую преемственность, говорящую о наличии пусть весьма медленного, но ориентированного в определенном направлении движения мысли. Во всяком случае, когда сегодня ставится вопрос о мозговом субстрате бессознательного, то возвращение при его обсуждении к скептическому негативизму Фрейда - мы позволим себе здесь резкое слово-? было бы наивным. Огромный труд, затраченный нейрофизиологами на протяжении последней четверти века, не привел еще к созданию в этой области завершенных теоретических конструкций, не избавил нас все еще от унизительного чувства полной беспомощности. И задачей дальнейших экспериментальных поисков является, очевидно, шаг за шагом настойчиво углублять, пусть скромные, сведения, которыми мы уже располагаем.

В настоящем III разделе монографии представлены работы, пытающиеся с разных сторон подойти к проблеме физиологических основ бессознательного. Они охватывают широкий круг теоретических и экспериментальных вопросов.

Раздел открывается статьей хорошо известного советским читателям крупнейшего американского нейрофизиолога К. Прибрама "Осознаваемые и бессознательные процессы: нейрофизиологический и нейропсихологический анализ".

Мы уже отметили выше, что вопрос о нейрофизиологической основе бессознательного выступает в современной литературе своеобразно: преимущественно как обратная сторона, или как специальный аспект, проблемы более широкой (и более доступной для экспериментального исследования): нейрофизиологических механизмов, обуславливающих осознание психической деятельности. Именно с таких позиций и подходит Прибрам к вопросу о нейрофизиологии бессознательного.

Обобщая результаты своих работ, выполненных за последние десятилетия и позволивших создать специфическое направление в психофизиологии, т. н. "субъективный бихевиоризм", Прибрам излагает нейрофизиологическую концепцию, освещающую, с одной стороны, принципы регуляции (программирования) поведения (становление и активность "Планов"), связанные с идеей т. н. "опережающей" связи ("feed forward", - антитеза "связи обратной"), а с другой - формирование "Образов", указывающих на то, что адекватная модель мозга должна содержать, наряду с нейронным прототипом компьютера, также системы, работающие в соответствии с закономерностями голографии. Переходя более непосредственно к вопросу о соотношении сознания и бессознательного, Прибрам подчеркивает тесную связь первого с функциями внимания и речи (с "глубокими структурами языка"); дает интересную трактовку нейрофизиологических механизмов внимания и произвольного ("интенционального") поведения, движимого осознаваемыми мотивами; вычленяет как высшую форму сознания самосознание ("то, что делает, словами Брентано, человека человеком"). А в качестве естественной базы этих наиболее сложных проявлений мозговой деятельности рассматривает, - как выражение особых, качественно своеобразных форм работы мозга, - поведение автоматизированного, "инструментального", непроизвольного типа.

Для понимания основного в подходе Прибрама к проблеме бессознательного важно учесть, что именно этот последний тип поведения он считает возможным называть предсознательным, поскольку автоматизированные формы действий могут осуществляться как без их осознания субъектом, так и при необходимости осознанно. Но в таком случае, - ставит вопрос сам же Прибрам,-что такое бессознательное? И ответ, который дает этот бесспорно глубокий исследователь, своею сложностью и неуверенностью выявляет, насколько труден путь к решению проблемы бессознательного, если он предпринимается только с собственно-нейрофизиологических позиций, без учета специфических представлений психологии бессознательного.

Бессознательное, по мнению Прибрама, это то "третье", что не является ни "предсознательным автоматизмом", ни "интенционально ориентированным самосознанием". Чувствуя, однако, всю неудовлетворительность такого определения через исключение, Прибрам прибегает к метафорам и аналогиям, заимствованным из теории компьютеров ("hardware", "software") и в конечном счете склоняется, по-видимому, (эти мысли выражаются им, возможно намеренно, в недостаточно определенной форме) к уподоблению бессознательного программирующему устройству, которое направляет и контролирует формализуемые операции, выполняемые ЭВМ.

Если перевести это сложное построение на язык психологических понятий, то не означает ли оно, что идея бессознательного отождествляется Прибрамом или хотя бы в какой-то степени сближается с идеями неосознаваемого мотива и неосознаваемой психологической установки?

Если это действительно так, то представление о бессознательном как о категории семантической, как о факторе, способном к смысловому (а отнюдь не только к "автоматическому") регулированию, так парадоксально выпадающее из системы представлений Прибрама, устраняется, и мы вновь оказываемся в кругу идей, обосновываемых всем опытом современной психологии.

Однако такая интерпретация позиции Прибрама должна проводиться с осторожностью, чтобы не произошло невольного навязывания ему толкований не во всем, возможно, для него приемлемых.

Следующие две статьи (О. С. Адрианова "Значение принципа многоуровневой организации мозга для концепции осознаваемых и неосознаваемых форм высшей нервной деятельности", К. В. Судакова и А. В. Котова "Нейрофизиологические механизмы сознательных и подсознательных мотиваций") посвящены проблеме форм высшей нервной деятельности, которые у животных являются как бы своеобразными предвестниками последующей дифференциации психической деятельности человека на ее осознаваемые и неосознаваемые компоненты. О. С. Адрианов останавливается в этой связи на концепции "автоматизмов" поведения, подчеркивая активный характер отражательного процесса уже на уровне анализаторных систем. Он сближает идею "опережающего возбуждения" (в понимании П. К- Анохина) с идеей психологической установки (в понимании Д. Н. Узнадзе), показывая необходимость использования обеих этих категорий для раскрытия функциональной структуры самых разных форм мозговой деятельности. Им подчеркивается также характерная общая закономерность, определяющая динамику неосознания, - осознание целого сопровождается уменьшением осознаваемости частей этого целого - и дается физиологическая интерпретация этого феномена. В работе же К. В. Судакова и А. В. Котова внимание привлекается к сложной проблеме мотивационного возбуждения и его влияния на поведение животных. Авторы проводят границу между мотивационным возбуждением, проявляющимся элек-трофизиологически, в условиях наркоза (рассматривая его условно как возбуждение "подсознательное"), и возбуждением, наблюдаемым в условиях бодрствования животного (возбуждение "осознаваемое"). Они обращают внимание на особую роль разных форм мотивации, как "подсознательных", так "осознаваемых", в анализе и синтезе внешних раздражений, на их связь с афферентным синтезом, лежащим в основе функциональных систем поведенческих актов, на их взаимоотношение с "акцептором результатов действия" (аппаратом прогнозирования и оценки результатов целенаправленной активности).

В следующем сообщении (А. И. Ройтбак, "К вопросу о бессознательном с точки зрения нейроглиальной гипотезы образования временных связей") излагается оригинальная концепция, согласно которой формирование и консолидация временных связей зависят в определенных отношениях от процессов миелинизации центральных аксонов. Развивая эту концепцию, автор приходит к предположению, что в основе неосознаваемой психической деятельности лежат нейродинамические процессы со специфической микрофизиологической функциональной структурой, допускающие сочетание "индифферентного" раздражения возбуждающих терминалей, оканчивающихся на определенном нейроне "потенциальными" возбуждающими синапсами, с раздражениями, вызывающими торможение того же нейрона.

Не менее интересной является публикуемая далее статья видного американского физиолога Г. Шеврина, озаглавленная автором как обзор данных в пользу существования неосознаваемой психической деятельности, выявляемых анализом вызванных потенциалов мозга. Статья содержит, однако, описание и весьма важных для теории бессознательного собственных экспериментов автора. Этими экспериментами Шеврин обосновывает тезис о существовании "когнитивных" процессов, развертывающихся без их осознания субъектом. Он полагает также, что электрофизиологические данные говорят об адекватности известного психоаналитического разграничения между активностью бессознательного и активностью "подсознания".

В сообщении Н. А. Аладжаловой ("Периодичность сверхмедленных мозговых потенциалов в ее связях с характером психической деятельности") показано наличие закономерных связей между динамикой т. н. сверхмедленных мозговых потенциалов и ритмическим характером некоторых форм психической деятельности человека. Автор формулирует на основе анализа этих связей важную и еще не прозвучавшую в литературе мысль об усилении периодичности сверхмедленных потенциалов по мере нарастания в структуре психических процессов их неосознаваемых компонентов, по сравнению с осознаваемыми.

В очень тщательно, в экспериментальном отношении, выполненном исследовании Э. А. Костандова ("О физиологических механизмах "психологической защиты" и безотчетных эмоций") показана возможность смыслового различения определенных ("высокозначимых") слов без их осознания (в этом плане работа Костандова перекликается с упомянутой выше работой Шеврина). Автор объясняет этот парадоксальный, в высшей степени интересный феномен на основе представления, по которому решающим звеном в структурно-функциональной организации головного мозга, обеспечивающим осознание раздражителя, является активация двигательной речевой области, хотя гностические зоны, воспринимающие в какой-то степени зрительную и слуховую речь, имеются и в правом (субдоминантном) полушарии. Это представление автор обосновывает анализом особенностей вызванных потенциалов, возникающих при предъявлении осознаваемых и неосознаваемых раздражителей. Изменения же порога осознания, выступающие как функция семантики предъявляемых слон, он рассматривает как своеобразное проявление "психологической защиты".

В третьем из сообщений, использующих электрофизиологические методы, Л. Б. Ермолаевой-Томиной "К проблеме произвольного и непроизвольного регулирования электрических потенциалов головного мозга" приводятся данные, показывающие возможность изменения ритмики ЭЭГ, возникающего как непроизвольно (при стимуляции мелькающим светом), так и произвольно, т. е. на неосознаваемом и осознаваемом уровне. Возможность изменения типа ЭЭГ коррелирует определенным образом, по данным автора, с особенностями характера интеллектуальной деятельности.

Проблема ауторегуляции электрической активности мозга, исследованная Л. Б. Ермолаевой-Томиной, является центральной и для статьи С. Криппнера (США) "Психофизиология, конвергирующие процессы и изменения сознания". В его статье приведены экспериментальные данные, показывающие возможность как произвольного подавления, так и произвольной активации альфа-ритма на основе использования принципа обратной связи (в данном случае - шумовой сигнализации, сообщающей испытуемому о результате его усилий изменить уровень альфа-активности его мозга).

Данные обоих этих исследований (Л. Б. Ермолаевой-Томиной и С. Криппнера) позволяют расширить представление о возможностях вмешательства произвольной -регуляции в динамику процессов, которая, согласно традиционным представлениям, рассматривается как регулируемая только неосознаваемым образом.

Исследованию сенсорной настройки как психофизиологического выражения целевой установки методом регистрации вызванных потенциалов посвящена публикуемая далее статья Л. А. Самойловича и В. Д. Труша.

Во втором сообщении Г. Шеврина, завершающем цикл электрофизиологических работ, описана оригинальная методика объективации проявлений бессознательного, основанная на одновременной записи вызванных потенциалов и свободных ассоциаций. Автор различает между ассоциациями по созвучию и ассоциациями по смыслу, постулируя близость первых преимущественно к неосознаваемой, вторых - к осознаваемой психической деятельности, и устанавливает наличие определенных корреляций между каждой из этих форм ассоциативной деятельности, с одной стороны, и структурой вызванных потенциалов и последействием различных фаз сна, - с другой. Он отмечает определенную связь между своей работой и исследованиями, выполненными ранее советскими авторами - А. Р. Лурия и О. М. Виноградовой. При истолковании природы неосознаваемой психической деятельности Шеврин отклоняет представление, по которому бессознательное это лишь плохо оформленные содержания, относящиеся к раннему детству, он видит в нем скорее специфический уровень организации того же множества содержаний, с которым имеет дело и сознание.

В следующих статьях проблема бессознательного интерпретируется в свете классических представлений общей нейрофизиологии - на основе ее связей с учением А. А. Ухтомского о доминанте (Т. Досужков, "Доминанта и психоанализ"); представлений павловской физиологии и новых данных о разобщении мозговых систем (Н. Н. Трауготт, "Проблема бессознательного в нейрофизиологических исследованиях"; В. М. Моеидзе, "Пациенты с расщепленным мозгом"; Л. Г. Воронин, В. Ф. Коновалов, "Роль неосознаваемой и осознаваемой сфер высшей нервной деятельности в механизмах памяти") и некоторых новейших нейрофизиологических и нейроисихологичееких подходов (Б. М. Величковский, А. Б. Леонова, "Психология установки и микро-структурный подход"; Л. Р. Зенков, "Некоторые аспекты семиотической структуры и функциональной о;рганизации правополушарного мышления").

В работе Т. Досужкова (ЧСР) дан интересный анализ связей, существующих между теорией доминанты и основными представлениями психоаналитической теории, о которых неоднократно говорил и сам А. А. Ухтомский. Автор показывает, что даже такие специфические психоаналитические представления, как относящиеся к проявлениям бессознательного во сне, к активности влечений, к причинам возникновения психосоматических расстройств, к фазам развития детской сексуальности и др., могут быть более глубоко раскрыты и получить физиологическое обоснование при их сближении с концепцией доминанты.

В. М. Мосидзе приводит новейшие данные, позволяющие подойти к проблеме бессознательного на основе наблюдения клинических случаев хирургического "расщепления" мозга.

В статье Н. Н. Трауготт проблема бессознательного рассматривается в разных аспектах: в плане возможностей контроля сознанием непроизвольных физиологических реакций; с позиций представления о подпороговом (субсенсорном) накоплении информации; в связи с концепцией аффективных комплексов ("патодинамических структур") и их роли в регуляции поведения. Особое же внимание автор уделяет упоминавшейся выше проблеме межполушарных мозговых асимметрий: определению специфических функциональных особенностей субдоминантной гемисферы, обнаруживающихся при использовании в терапевтических целях методики локальных электрошоков. Применение этой техники позволило интересным образом углубить данные, полученные американскими нейропсихологами и нейрохирургами путем рассечения межполушарных мозговых комиесур. В своем анализе Н. Н. Трауготт широко использует теоретические представления павловской школы, включая понятия, введенные ряд лет назад А. Г. Ивановым-Смоленским.

В работе Л. Г. Воронина и В. Ф. Коновалова представлены результаты экспериментального исследования роли бессознательного в механизме памяти. Авторы показывают, что при определенных условиях могут возникать формы работы головного мозга, при которых осознаваемая и неосознаваемая психическая деятельность развертываются одновременно и до некоторой степени независимо друг от друга. Анализ этого феномена так же, как в предыдущем сообщении, дается с позиции классических представлений павловской школы. Принципиальное значение имеет формулируемый авторами тезис о неэквивалентности понятий "первая сигнальная система" и "неосознаваемый уровень высшей нервной деятельности".

В статье Б. М. Величко в акого и А. Б. Леоновой рассматривается проблема объективного изучения скрытых от непосредственного ("внешнего" и "внутреннего") ?наблюдения психических процессов при микро-структурном подходе к ним с позиции психологии установки. В частности, Б. М. Белич.ковский и А. Б. Леонова высказывают мнение, что микросгруктуркый анализ этих процессов может оказаться одним из путей практического преодолении так называемого "постулата непосредственности" в психологии.

В центре внимания Л. Р. Зенкова, так же как в заключительной части сообщения Н. Н. Трауготт, - проблема полушарных мозговых асимметрий. Автор подходит к этой проблеме с привлечением весьма интересных данных из области искусства (анализ манеры живописи древних мастеров); идей Рагга о "трансламинарной динамической сфере" ("середине" психического континуума "бессознательное - сознание"); эффектов действия дроперидола в ситуации эмоционального стресса; т. н. "иконического" характера кодов, используемых при невербальном мышлении (иконический код - код, составленный из знаков, обладающих некоторыми свойствами их денотатов), и в этой связи - принципов голографии. Новейшие теоретические категории, к которым обращается автор, и полученные им оригинальные экспериментальные данные придают его исследованию актуальный характер и могут стимулировать интересные дискуссии.

Хорошо известно, какое большое значение для общей теории бессознательного и для психоаналитических представлений имеет проблема неосознаваемого мотива и его роли в организации поведения. Физиологический аспект этой проблемы освещен в литературе, однако, очень скудно. В этой связи представляет значительный интерес попытка экспериментально проследить физиологические механизмы и признаки, а также психологические проявления постепенного нарастания силы конкретного мотиза - сексуального влечения - с переходом последнего из фазы неосознаваемой в фазу осознаваемую, представленная в докладе В. М. Ривпна и И. В. Ривиной. Авторы показывают, как прогрессирующее нарастание интенсивности мотива изменяет уже на начальной стадии его формирования - стадии неосознания - общую структуру психической деятельности, включая даже такие формы функциональной активности, которые непосредственно с этим мотивом не связаны.

Различные нейрофизиологические и нейропсихологические аспекты проблемы неосознания затрагиваются также в следующих далее работах Д. Д. Бекоевой, Н. Н. Киященко ("О нейропсихологическом аспекте исследования фиксированной установки"), Л. И. Сумекого ("Некоторые аспекты функциональной активности мозга при коматозном состоянии"), В. Н. Пушкина, Г. В. Шавырина ("Саморегуляция продуктивного мышления и проблема бессознательного в психологии").

В завершающей этот раздел статье Л. М. Сухаребского "О стимулировании творческих возможностей бессознательного" затрагивается вопрос о роли психологических установок в сохранении здоровья человека и о некоторых специфических приемах стимулирования творческого интеллектуального процесса (методика "мозговой атаки", "си-нектика", "индуцирование психоинтеллектуальной деятельности"). Автор высказывается в пользу тесной связи этих приемов, как и психологических установок, с неосознаваемой психической деятельностью oи ее скрытыми еще очень малоизученными потенциями.

Таково основное содержание обсуждаемого III тематического раздела настоящей коллективной монографии. К некоторым же более специальным вопросам нейрофизиологии и нейропсихологии бессознательного читателям предстоит еще вернуться в следующих двух разделах II тома данной монографии, посвященных проблематике сна, гипноза и клинической патологии.

47. Change of Hypotheses on the Neurophysiological Mechanisms of Consciousness. Editorial Introduction

It is noted that in current studies the problem of the neurophysiological basis of unconscious mental activity emerges as the reverse of another problem, which is stated more narrowly but which is more amenable to experimental investigation: namely the neurophysiological mechanisms responsible for the awareness of mental activity.

The negative stand taken by S. Freud on the problem of the physiological basis of consciousness and the unconscious is described. Further, the evolution of rrore constructive ideas on the subject is traced: the hypothesis assumed by I. P. Pavlov as the basis of his concepton of the physiological mechanisms of consciousness; an attempt at an electrophysiological determination of the factors leading to consciousness (G. Magoun, G. H. Jasper, G. Moruzzi, and others); the approach of the problem of consciousness to that of the right hemispheric mind, following the operations of the section of the corpus callosum and interhemispheric commissures in man (P. Sperry, M. Gazzaniga and others).

It is noted that evidence on the functional specificities of the subdominant hemisphere, brought to light through its surgical switch-off from the dominant hemisphere, was further augmented on the basis of observations using the method of local electric shocks Cwork of Soviet researchers - N. N. Trau-gott and others). This research led to the identification of features of the so-called right-hemispheric mind (emphasis on non-verbalizable forms of thinking activity; on psychological processes of simultaneous rather than successive nature, i. e. of "instantaneous grasping"; on decisions based not on rational analysis but on the feeling of unmotivated assurance, and so on) which stimulated interest in the problem of the special role of the subdominant hemisphere in forms of mental activity during which such intellectual and mental processes come to the fore that develop without recourse to formalizable features, and hence are poorly realizable.

Attention is drawn to the significant role which research on the activity of neuronal populations as related to the coding and decoding of verbal cues can play in the future elabarat"o:i of the problem of the cerebral bas"s of consciousness (N. P. Bekhtereva).

A condensed description is given of the papers contained in the third section; these contributions throw light, from different angles, on the problem of the neurophysiological mechanisms of consciousness and awareness, as well as on the question of the physiological basis of unconscious sexual drive.

Литература

1. Бехтерева Н. П., Нейрофизиологические аспекты психической деятельности человека, Л., 1971.

2. Бехтерева Н. П., Бундзен П. В., Нейрофизиологическая организация психической деятельности человека. В сб.: Нейрофизиологические механизмы психической деятельности человека, Л., 1974. 3.ECCLES. J. С (Ed.), Brain and Conscious Experience, 4, Berlin-Heidelberg - N.Y.. 1966.