В минувшем году благодаря инициативе пресс-бюро Службы внешней разведки России и её руководителя Сергея Иванова было возвращено из небытия имя генерал-лейтенанта Павла Михайловича Фитина. «Кто это такой?» ‒ нередко спрашивали меня, когда я работал над биографической книгой «Фитин» для популярной серии ЖЗЛ. «Советский Шелленберг», ‒ отвечал я, и все меня сразу понимали. Не потому, что у нас так хорошо знают историю спецслужб Третьего рейха и имена их руководителей, но из-за роли начальника гитлеровской политической разведки в популярном сериале «Семнадцать мгновений весны», которую блистательно сыграл Олег Табаков. Фитин ‒ безымянный, обозначенный в титрах как «руководитель советской разведки» ‒ также появлялся в этом фильме, но особого впечатления у зрителей не оставил… А жаль! Ведь этот человек был во всех отношениях интереснее, нежели Вальтер Шелленберг, да и работал он гораздо успешнее и результативнее.

Текст: Александр Бондаренко

Впрочем, что мы реально знаем про руководителя VI управления РСХА ‒ то есть внешней разведки Главного управления имперской безопасности?

Родился он в 1911 году, в семье «фабриканта роялей», учился в Боннском университете, причём сначала на медика, а потом ‒ на юриста и в результате толком не приобрёл ни той, ни другой специальности. Зато обладал высокоразвитым политическим чутьём, и, когда к власти в Германии пришли нацисты, Шелленберг мгновенно сориентировался и вступил в нацистскую партию, а также в СС ‒ новую германскую элиту ‒ и в СД. Кстати, со службой безопасности он сотрудничал ещё в студенческие годы ‒ говоря по-простому, «постукивал» на своих соучеников и преподавателей, собирая информацию «о личных и политических настроениях в различных университетских кругах», о чём откровенно написал затем в своих мемуарах под названием «Лабиринт».

В знаменательный день 20 апреля 1937 года ‒ день рождения Адольфа Гитлера ‒ Шелленберг получил первый офицерский чин унтерштурмфюрера СС, то есть лейтенанта, а уже в январе 1939-го дослужился до штурмбанфюрера СС, майора и 1 ноября того же года возглавил отдел «Е» в IV управлении РСХА. Четвёртым управлением называлась тайная политическая полиция ‒ гестапо, а отдел «Е» занимался контрразведывательной работой. Сразу же после нападения Германии на Советский Союз Вальтер Шелленберг стал заместителем начальника VI управления. Хотя фактически Шелленберг возглавлял работу политической разведки, но официально в должности её начальника он, произведённый в чин штандартенфюрера СС, полковника, был утверждён опять-таки в «юбилейный» день ‒ 22 июня 1942 года. Через два года он получит генеральский чин ‒ бригаденфюрера СС.

Хотя какая разница? С первого же дня войны Вальтер Шелленберг уже не представляет для нас интереса, потому как для Павла Фитина он теперь является ‒ не удивляйтесь! ‒ коллегой. Но это необходимо объяснить.

В прошлом году телеканал «Россия» выпустил в эфир фильм «Фитин против Шелленберга», в котором хорошо всё, кроме названия. Штамп «противоборство разведок» прочно вошёл в наше сознание, между тем как подобная борьба возможна только на территории третьих стран, к секретам которых подбираются спецслужбы других государств. С разведкой же противника борется не другая разведка, а контрразведка, так что фильм точнее было бы назвать «Фитин против Мюллера», то есть шефа гестапо, или «…против Канариса», руководителя абвера ‒ военной разведки и контрразведки. Хотя если ещё точнее, то разведчики работают не «против кого-то», а, как принято говорить в этой среде, по кому-то или по какой-то стране… Вот и получается, что Фитин и Шелленберг делали одну и ту же работу ‒ каждый, разумеется, со своей стороны.

Однако обратимся в конце концов к личности Павла Михайловича Фитина. Советскую внешнюю разведку ‒ тогда она называлась 5-й отдел Главного управления государственной безопасности Народного комиссариата внутренних дел (ГУГБ НКВД) СССР ‒ он возглавил 13 мая 1939 года, имея за плечами ровно год чекистского стажа.

В отличие от всё того же Шелленберга, Фитин никаких «доверительных отношений» с органами ранее не поддерживал. Однако именно этот человек, возглавлявший впоследствии разведку до 1946 года, сумел не только обеспечить решение всех возложенных на неё задач, что реально приблизило нашу Победу в Великой Отечественной войне и обеспечило послевоенный ядерный паритет, но и во многом определил современный вид Службы внешней разведки России…

Родился Фитин в селе Ожогино (тогда Челябинская область, ныне входит в состав Курганской) в семье крестьянина-бедняка. Активно занимался пионерской, комсомольской, а потом и партийной работой. В 1928 году поступил в Сельскохозяйственную академию имени К.А. Тимирязева, на инженерный факультет, но по окончании вуза вместо колхоза был направлен в Сельхозгиз ‒ государственное издательство сельскохозяйственной литературы, где принял под своё начало редакцию индустриализации. За шесть лет работы ‒ исключим из них год службы в рядах РККА ‒ он сумел дорасти до заместителя главного редактора издательства. Потом Павла забрали в НКВД.

Забрали, скажем так, по-хорошему. Когда советское руководство увидело, что после ежовских репрессий спецслужбы оказались буквально парализованы, ЦК партии принял решение: мобилизовать из народного хозяйства в органы госбезопасности около 800 коммунистов с высшим образованием, имевших опыт партийной и руководящей работы. После шестимесячного обучения в Центральной школе НКВД их направили в центральный аппарат и периферийные органы.

Так Павел Фитин стал разведчиком. За полгода службы после окончания школы он прошёл несколько оперативных должностей, дорос до заместителя начальника разведки, а потом Берия, нарком внутренних дел, назначил его начальником ИНО ‒ Иностранного отдела, как называли разведку по традиции.

Далее начинаются легенды, которые находят своё отражение во многих публикациях. Первая ‒ что Лаврентий Павлович ткнул в Фитина пальцем как в первого вошедшего в кабинет: мол, ты и возглавишь разведку; вторая ‒ что он ненавидел Фитина за то, что тот сообщал Сталину правду о подготовке Германии к войне… Список подобных благоглупостей можно продолжать довольно долго, но лучше рассказать, как оно было на самом деле.

Выбор наркома был безошибочен, потому как тщательно продуман. Берию можно ругать за многое, но нельзя отрицать, что он был человеком умным и, без всякого сомнения, патриотом.

О том же, какое «хозяйство» ему пришлось принять, Павел Фитин написал в своих небольших по объёму и лишь частично рассекреченных воспоминаниях:

«В 30-х годах сложилась обстановка недоверия и подозрительности ко многим чекистам, главным образом руководящим работникам, не только центрального аппарата, но и резидентур Иностранного отдела за кордоном. Их обвиняли в измене Родине и подвергали репрессиям. В течение 1938‒1939 годов почти все резиденты ИНО за кордоном были отозваны в Москву, и многие из них репрессированы».

Фитину нужно было не только восстановить разрушенную систему, но и наладить отношения как с ветеранами разведки, для которых он был неопытным мальчишкой, неизвестно откуда пришедшим, так и со своими однокашниками по Центральной школе ‒ они видели в нём своего товарища, которому просто повезло. А ведь сумел ‒ и то и другое! За то время, что Фитин руководил внешней разведкой, у «соседей» ‒ то есть в военной разведке ‒ сменилось пять руководителей. Павел Михайлович оставался на своём посту всю войну ‒ и значит, он полностью соответствовал должности. В мемуарах, которые отставные разведчики начали осторожно писать десятилетия спустя, о Фитине говорилось как об авторитетном, умном, тактичном и опытном руководителе.

Тем временем Европа вступала в самый страшный период своей истории. Радиоэфир буквально звенел от сообщений, которые затем незамедлительно передавались в Кремль:

«По имеющимся у нас агентурным данным, начиная с декабря 1940 года до настоящего времени отмечается усиленное продвижение немецких войск к нашей границе…».

«В штабе германской авиации подготовка операции против СССР проводится самым усиленным темпом. Все данные говорят о том, что выступление намечено на ближайшее время…».

«По сведениям, полученным от офицера связи между германским Министерством иностранных дел и штабом германской авиации Грегора, вопрос о выступлении Германии против Советского Союза решён окончательно, и начало его следует ожидать со дня на день…».

Под каждым из сообщений стояла подпись: «Начальник 1-го Управления НКГБ Союза ССР старший майор государственной безопасности Фитин». (Здесь и далее ‒ материалы из архива СВР России.)

Это специальное звание, соответствующее армейскому чину генерал-майора, было присвоено Павлу Михайловичу 14 марта 1940 года. А 3 февраля 1941-го, после разделения НКВД СССР на Наркоматы внутренних дел и госбезопасности, 5-й отдел ГУГБ был преобразован в Первое управление НКГБ СССР. Фитин, соответственно, стал его начальником.

Следует уточнить, что все фитинские донесения в Кремль утверждались наркомом, который расписывался в левом верхнем углу титульного листа. Сначала это был Л.П. Берия, после разделения наркоматов ‒ В.Н. Меркулов. Кстати, подобных сообщений только в 1941 году в Кремль ‒ высшее руководство страны требовало, чтобы ему представлялись все агентурные сообщения, ‒ было передано не менее 120.

Из этого получается: Берия не мог ненавидеть Фитина за сообщения о скором начале войны, потому как сам же эти сообщения подписывал, а Сталин о неизбежности войны знал. И то, что он не верил сообщениям разведки, ‒ тоже, думается, ерунда, ибо зачем требовать от службы каждодневно поставлять дезинформационные материалы? К сожалению, мы вряд ли когда узнаем о мотивах поведения вождя и возможных тайных договорённостях между Сталиным и Гитлером ‒ точно так же, как остаются загадкой те предложения, которые привёз в Великобританию заместитель Гитлера в нацистской партии Рудольф Гесс.

Хотя руководители некоторых спецслужб ‒ в СССР ведь была не только разведка НКГБ (она же внешняя или политическая), но и военная разведка, и военно-морская, и разведка погранвойск, и разведка Коминтерна… в общем, список можно продолжить ‒ чётко улавливали «настроения Кремля» и снабжали агентурные материалы удивительными приписками типа: «Полагаю, что сведения являются ложными и специально направлены по этому руслу с тем, чтобы проверить, как на это будет реагировать СССР» или «Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки». С одной стороны ‒ доклад, с другой ‒ «политес».

Фитин обходился без «политеса», что само по себе требовало немалого мужества, а также уверенности в работе своих соратников (определим этим красивым словом сотрудников разведки и их помощников за рубежом). К тому же он не только писал Сталину о грядущем нападении Германии на СССР, но и докладывал лично ‒ это произошло 17 июня 1941 года в Кремле в присутствии наркома Всеволода Меркулова. Об этой встрече Павел Михайлович рассказал в своих воспоминаниях:

«Подойдя к большому столу… И.В. Сталин не поднимая головы сказал:

‒ Прочитал ваше донесение… Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?

Мы молчим. Ведь всего три дня назад ‒ 14 июня ‒ газеты опубликовали заявление ТАСС, в котором говорилось, что Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского Пакта о ненападении, как и Советский Союз. И.В. Сталин продолжал расхаживать по кабинету, изредка попыхивал трубкой. Наконец, остановившись перед нами, он спросил:

‒ Что за человек, сообщивший эти сведения?

Мы были готовы к ответу на этот вопрос, и я дал подробную характеристику нашему источнику. <…>

После окончания моего доклада вновь наступила длительная пауза. Сталин, подойдя к своему рабочему столу и повернувшись к нам, произнёс:

‒ Дезинформация! Можете быть свободны.

Мы ушли встревоженные…».

Даже из этого фрагмента можно понять, что Иосиф Виссарионович обладал некоторым, скажем так, «тайным знанием», но, скорее всего, это «знание» ушло в могилу с несколькими его обладателями.

Разведка честно выполняла свой долг, информируя, как и положено, высшее руководство ‒ так что досужие разговоры о том, что она «проспала» германское нападение, являются очередной фальсификацией, которыми столь богата наша современная историография. К сожалению, они зачастую идут «сверху», в большинстве своём восходя к временам хрущёвской «оттепели», когда Никите Сергеевичу требовалось очернить не только своего конкурента в борьбе за «кремлёвский трон» Лаврентия Берию, но и бывшего своего патрона Иосифа Сталина, чтобы на этом чёрном фоне казаться, как говорится, «белым и пушистым».

О том, что сделала советская разведка под руководством Павла Фитина в годы Великой Отечественной войны, можно рассказывать долго. Ей удалось узнать о планах основных операций и направлениях главных ударов вермахта на Восточном фронте, установить рабочие контакты с западными спецслужбами, обеспечить безопасность встреч руководителей стран Антигитлеровской коалиции и пресечь сепаратные переговоры наших союзников с представителями Германии. И это лишь часть проведённой работы.

Пожалуй, особое место в ней занимает операция «Энормоз», в результате которой советской разведке удалось проникнуть в тайну создания ядерного оружия. Эта история также окружена не только тайнами, но и фальсификациями.

25 сентября 1941 года из лондонской резидентуры пришло спецсообщение о состоявшемся 16 сентября заседании Уранового комитета. Из него следовало, что «урановая бомба может быть создана в течение двух лет», что «Комитет начальников штабов принял решение о немедленном начале строительства в Великобритании завода по производству урановых атомных бомб».

Кстати, не обрати Фитин внимания на это сообщение, оно бы просто затерялось в куче полученных и отправленных в архив радиограмм.

Естественно, информация эта была доложена наркому Берии ‒ а далее из издания в издание кочует легенда, что зловещий Лаврентий Павлович эти данные «отверг как дезинформацию». На самом же деле Берия распорядился направить полученные сведения на экспертизу в 4-й спецотдел НКВД, крупный ведомственный научно-исследовательский центр, где не без оговорок, но перспективу подтвердили… Между тем стали приходить и другие сообщения.

В марте 1942 года руководство разведки подготовило спецсообщение Сталину, в котором не только оценивалась реальная перспектива создания нашими союзниками атомного оружия, но и предлагалось образовать при ГКО научно-консультативный совет для координации работ, а также создать специальный НИИ.

Считается, что Берия представил это письмо Сталину лишь 6 октября 1942 года ‒ а ведь уже с марта учёные-физики стали писать в Кремль, что необходимо вернуться к начатым до войны исследованиям по использованию атомной энергии; в сентябре Сталин провёл совещание, на которое были вызваны из Казани академики А.Ф. Иоффе, Н.Н. Семёнов, В.Г. Хлопин и П.Л. Капица, после чего было принято постановление ГКО № 2352 «Об организации работ по урану», в котором были воплощены те самые вышеизложенные предложения разведки.

Нет сомнения, что активизация работы по «атомному проекту» была прикрыта инициативой учёных ‒ иначе наши союзники, рассчитывавшие тогда на свою атомную монополию, могли понять, что у них происходит утечка информации. А так получаемые из-за рубежа в немалом количестве материалы прямым ходом шли к советским ядерщикам, очень помогая им в работе. В марте 1943 года академик Игорь Васильевич Курчатов, известный как отец советской атомной бомбы, писал наркому Лаврентию Павловичу Берии: «Произведённое мною рассмотрение материалов показало, что их получение имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки... Материал дал возможность получить весьма важные ориентиры для нашего научного исследования, миновав многие весьма трудоёмкие фазы разработки проблемы, и узнать о новых научных и технических путях её разрешения».

Конечно, не разведчики создали советскую атомную бомбу ‒ это сделали наши учёные, инженеры и рабочие. Но именно разведка ‒ а конкретно Павел Михайлович Фитин ‒ привлекла внимание высшего руководства к атомной проблеме; именно разведка добывала ту информацию, которая позволила СССР в кратчайшие сроки и с наименьшими затратами создать то, что вскоре получит громкое название «ядерный щит Родины».

Последующая его судьба опять-таки окутана фальсификациями. Неоднократно писалось, что его «скушал» не то Берия, не то Хрущёв. На самом деле Павел Михайлович оставил свой пост после смены «команд», когда В.С. Абакумов сменил В.Н. Меркулова на посту министра госбезопасности. Считается, что после этого «опальный» Фитин прозябал на второстепенных должностях, и притом никто почему-то не обращался к запискам самого Павла Михайловича: «В послевоенные годы мне на протяжении почти пяти лет пришлось заниматься вопросами, связанными со специальным производством и пуском урановых заводов…

Арест Берии оборвал его блистательную карьеру. Так как никакого участия в репрессиях Павел Михайлович не принимал, «социалистическую законность» не нарушал, то ему не пришлось разделить печальную судьбу большинства ближайших соратников Лаврентия Павловича, которые были расстреляны. Хотя из него и пытались сделать «врага народа», но не получилось… Фитина просто отправили в отставку ‒ в 45 лет, в звании генерал-лейтенанта, без пенсии, которую он не сумел заработать за 15 лет своей добросовестной службы, потому как для пенсии нужно было прослужить 25. Все эти неприятности весьма отрицательно сказались на его здоровье.

Потом была работа на достаточно скромных должностях, тайные встречи с ветеранами разведки… Он ушёл в 64 года, в самом конце 1971-го. Имя его, некогда засекреченное и закрытое, оказалось забыто на многие десятилетия…

…Вальтер Шелленберг после недолгой «отсидки» по приговору Нюрнбергского трибунала скончался в 1952 году в Италии. Ему было 42 года…

А как хочется, чтобы когда-нибудь на вопрос: «Кто такой Вальтер Шелленберг?» ‒ наши соотечественники отвечали так: «У нас, как ты знаешь, был Павел Фитин; германской разведкой в то время руководил Шелленберг…».

«Во главе разведки стоял Павел Михайлович Фитин, стройный, спокойный, импозантный блондин. Он отличался немногословием и сдержанностью», – отмечает Герой России, полковник Александр Семёнович Феклисов. Как и в случае Николая Кузнецова, снова яркая арийская внешность, спокойный нордический характер. И в этом нет ничего удивительного: Павел Фитин тоже из Западной Сибири, из крестьянской семьи. Он родился в селе Ожогино Ялуторовского уезда Тобольской губернии и в 1926—1927 годах даже учился с Николаем Кузнецовым на одной улице в Тюмени: Кузнецов в Сельскохозяйственном техникуме, а Фитин – на подготовительных курсах в вуз.

Окончив в 1932 году инженерный факультет Сельскохозяйственной академии им. Тимирязева в Москве, Павел Фитин вырастает до заместителя главного редактора издательства «Сельхозгиз». И дальше совершает головокружительную карьеру: придя в марте 1938 года стажёром в 5-й отдел ГУГБ НКВД СССР (внешняя разведка), он уже 1 ноября (т.е. через полгода) становится заместителем начальника, а в мае 1939 года в 31-летнем возрасте и в звании майора ГБ – начальником внешней разведки НКВД СССР.

Секрет такого взлёта, вокруг которого конечно же нагорожено множество слухов и вымыслов в духе «выдвиженец», «нехватка кадров», «большая чистка» и т.п. , на самом деле прост. Павел Михайлович Фитин стал первым русским на этом посту.

20 декабря 1920 года Председатель ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский подписал исторический приказ № 169 о создании Иностранного отдела (ИНО) в целях усиления разведывательной работы за рубежом. Его первым главой был назначен армянский революционер Яков Христофорович Давтян (Давыдов). По поручению Дзержинского он разработал положение об Иностранном отделе, его штатное расписание, структуру. В 1921 году Давтяна на некоторое время сменил его однокашник по 1-й Тифлисской гимназии Рубен Катанян. Далее должность начальника внешней разведки последовательно занимали Соломон Могилевский, Меер Абрамович Трилиссер, Станислав Адамович Мессинг, Артур Христианович Артузов (Фраучи), Абрам Аронович Слуцкий, Сергей Михайлович Шпигельглас, Зельман Исаевич Пассов и Владимир Георгиевич Деканозов (Деканозишвили) – ещё один однокашник Давтяна и Катаняна по 1-й Тифлисской гимназии.

Все эти годы подбор кадров для работы в ИНО осуществлялся в основном через Коминтерн, задуманный Лениным как штаб «мировой революции». Но когда Сталин взял курс на построение социализма в отдельно взятой стране, против которого активно выступили Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев и другие представители не столько антисталинской, сколько антирусской оппозиции, а затем ещё трансформировал этот курс в задачу воссоздания мощного русского государства, то ориентированные на «мировую революцию» представители Коминтерна ответили предательством. Причем началось это до 1937—1938 годов. Еще в 1935 году один из предателей - высокопоставленный сотрудник ИНО Вальтер Кривицкий, он же Самуил Гинзбург, в беседе со своим другом и таким же предателем Натаном Порецким (Рейсс) заявил: «Они нам не доверяют… они не могут доверять коммунистам-интернационалистам. Они заменят нас русскими, для которых революционное движение в Европе ничего не значит». Всё верно: одно дело использовать Россию как «хворост» для раздувания мирового пожара и работать неизвестно на кого, и совсем иное - строить мощное русское государство, в том числе и для отпора внешней агрессии. Поэтому-то ставка Сталина на русский народ и вызвала столь негативную реакцию у адептов «мировой революции». Начались побеги ныне воспеваемых «борцов со сталинизмом» на Запад, сопровождающиеся сдачей агентуры.

Ответные меры Москвы не заставили себя долго ждать. 13 мая 1939 года на должность начальника внешней разведки НКВД СССР был назначен майор ГБ Павел Михайлович Фитин. Его заместителями стали Павел Анатольевич Судоплатов и Василий Михайлович Зарубин – тоже русские. Это была подлинная кадровая революция, положившая начало созданию мощной национальной разведывательной службы, блестяще зарекомендовавшей себя уже в годы Великой Отечественной войны в столкновении с опытнейшими спецслужбами Третьего рейха, а также в ходе операций по получению американских атомных секретов. Недаром 5 октября 2017 года у здания Пресс-бюро Службы внешней разведки в Москве состоится торжественное открытие памятника создателю национальной разведывательной службы – генерал-лейтенанту Павлу Михайловичу Фитину. Инициатива по установке памятника принадлежит Службе внешней разведки России, «Военно -спортивному фонду – Урал », Координационному бюро Совета ветеранов органов безопасности в УрФО и приурочена к 100-летнему юбилею органов безопасности.

«В лице Фитина советская внешняя разведка нашла нужного, способного, порядочного и до конца преданного своему долгу чекиста, – отмечает в своей книге «Среди богов» сотрудник ОМСБОН 4-го Управления НКВД СССР, Герой России, полковник Юрий Колесников. – Наркомвнутдел Берия относился к нему с некоторой долей симпатии и с пониманием. Был в нём уверен».

Павел Михайлович умел предвидеть обстоятельства и твердо придерживаться занятой позиции. «Зная о настороженном отношении Сталина к поступающей из-за рубежа агентурной информации, – пишет Колесников, – Фитин тем не менее продолжал без промедления докладывать о ней руководству страны. Предсказать реакцию генсека на поступившее из Берлина сообщение не мог ни Фитин, ни Меркулов, ни даже Берия… Здесь на карту ставилась жизнь».

18 января 1942 года решением ЦК ВКП(б) на базе Особой группы при наркоме внутренних дел Берия было создано 4-е (разведывательно-диверсионное) Управление НКВД СССР, которое было выделено из состава 1-го Управления НКВД СССР. Возглавил 4-е Управление старший майор госбезопасности Павел Анатольевич Судоплатов. Оставшийся штат внешней разведки под руководством старшего майора госбезопасности Павла Михайловича Фитина был сориентирован на освещение политики США и Англии и ведение научно-технической разведки.

По инициативе Павла Михайловича ответственным за добывание атомных секретов (операция «Энормоз») был назначен заместитель резидента в Нью-Йорке, майор ГБ Леонид Романович Квасников. Как пишет в своих недавно рассекреченных воспоминаниях Павел Михайлович, «большой заслугой внешней разведки в этот период, особенно резидентур Первого управления в США, Канаде, Англии, явилось получение научно-технической информации в области атомной энергии, которая в значительной мере помогла ускорить решение вопроса по созданию атомной бомбы в Советском Союзе. Мне часто приходилось встречаться с Игорем Васильевичем Курчатовым, который выражал большую признательность за получаемые от нашей разведки материалы по вопросам атомной энергии».

20 августа 1945 года был создан Спецкомитет, на который было возложено «руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана». Председателем Спецкомитета стал Лаврентий Павлович Берия, который, с одной стороны, руководил получением всей необходимой разведывательной информации, а с другой стороны - осуществлял общее руководство всем проектом.

29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне в Казахстане была испытана первая советская атомная бомба, ставшая точной копией американской, сброшенной на Нагасаки. Павел Михайлович пишет: «В послевоенные годы мне на протяжении почти пяти лет пришлось заниматься вопросами, связанными со специальным производством и пуском урановых заводов, и в этой связи вновь неоднократно встречаться с Игорем Васильевичем, талантливым ученым и замечательным человеком. В беседах он вновь подчеркивал, какую неоценимую услугу в решении атомной проблемы в СССР сыграли материалы, добытые советской разведкой».

В 1951—1953 годах Павел Михайлович Фитин являлся Министром госбезопасности Казахской ССР, а с 16 марта 1953 года, после того как Лаврентий Павлович Берия вновь возглавил МВД СССР, в которое вошла и госбезопасность – начальником УМВД по Свердловской области.

Буквально через несколько дней после того, как Берия был убит в ходе совершенного 26 июня 1953 года Хрущёвым при поддержке группы военных государственного переворота, Павел Михайлович был отстранен от должности, а 29 ноября 1953 года окончательно уволен из органов «по служебному несоответствию» – без пенсии, так как не имел необходимой выслуги лет…

Последние годы жизни он работал директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами. 24 декабря 1971 года Павел Михайлович Фитин умер в Москве на операционном столе. Ему было 63 года, выглядел он прекрасно. По мнению родственников, показаний для операции по поводу прободной язвы не было…

Но примечательно следующее: незадолго до его смерти, в мае 1971 года, по инициативе Председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова был реабилитирован легендарный руководитель нелегальной разведки и спецгруппы особого назначения Яков Серебрянский, проходивший по «делу Берия» и умерший в 1956 году на допросе у следователя в Бутырской тюрьме. Видимо, начало процесса реабилитации жертв хрущёвских репрессий и восстановления исторической справедливости не входило в чьи-то планы.

Эту книгу о генерал-лейтенанте внешней разведки Павле Михайловиче Фитине ждали долго. Все или почти все его подчиненные были рассекречены, стали известными, несколько человек даже успели получить звание Героев Советского Союза, присвоенные в середине 90-х, а Фитин так и оставался под грифом "Совсекретно".

Впрочем, и приход его в разведку выглядел необычно. Закончив Институт механизации и электрификации сельского хозяйства, он получил завидное по тем временам назначение редактором в Издательство сельхозлитературы. А уже в 1936 году стал заместителем главного редактора Сельхозгиза. И вдруг абсолютно неожиданное назначение. Судьба совершила крутой поворот в один день. Тогда, после чисток и расстрелов, в рядах НКВД осталась лишь горстка людей, пригодных к оперативной работе. Вот и был объявлен так называемый партийный, комсомольский набор в органы. Молодых парней брали в НКВД. Их согласия особенно не спрашивали, если уж получил "приглашение", то изволь явиться на службу. Вот она и началась для Павла Михайловича Фитина через день после объявления о его зачислении на работу.

Потом была школа, в которой учились абсолютные новички. Но и учебе было суждено продолжаться совсем недолго, всего лишь несколько месяцев. Правда, за это время Фитин сумел освоить основные премудрости разведдела, но скорее теоретически. Никто - ни он сам, ни преподаватели Центральной школы не могли и предположить, что уже 13 мая 1939 года выпускник возглавит Иностранный отдел.

Я рассказываю об этих вехах на пути будущего генерал-лейтенанта очень коротко, подробности - в книге писателя Александра Бондаренко "Фитин", вышедшей в молодогвардейской серии "Жизнь замечательных людей". Мой добрый товарищ, взявшийся за написание книги, Александр Юльевич Бондаренко был поначалу озадачен. Документов о деятельности Фитина, которая продолжалась практически всю войну, сохранилось как ни странно, очень немного. Но помогли работники Пресс-бюро Службы внешней разведки России, и упорство Бондаренко, потратившего столько времени на поиски в различных архивах, и сумевшего узнать немало подробностей о своем герое и на родине Фитина - в Свердловске, ныне Екатеринбурге.

А подробности эти необычные. Фитин и был человеком необычным. Он единственный из всех, кто на одном из первых партийных собраний не проголосовал за исключение из партии своего подчиненного, выдающегося разведчика Павла Судоплатова. Того обвинили в том, что он враг народа. А это 58-я статья и, как случалось со многими, не только исключение из рядов, но и тюрьма, а то и расстрел. Фитин же воздержался при голосовании, объяснив это тем, что он недостаточно хорошо знает Судоплатова. Смелый поступок! В то время он мог стоить новому начальнику отдела ИНО не только должности, но и свободы.

Однако обошлось. Может быть, даже нарком Берия, тасовавший чекистские кадры как карточную колоду, задумался, надо ли увольнять вот такого энергичного, смелого и принципиального. И Фитин остался.

Молодой начальник руководил внешней разведкой до самого конца войны. Все его достижения аккуратно описаны в книге. На мой взгляд, первая задача Фитина заключалась в том, чтобы завоевать доверие своих подчиненных. Ведь среди них оставались и опытнейшие чекисты, и те, кто пришли в органы вместе с ним. И те, и другие все же смотрели на него недоверчиво. Не был он своим в этой среде. И Бондаренко показывает, как шаг за шагом, операция за операцией пропадало, исчезало недоверие, уступая место глубочайшему уважению.

Да, вероятно, Фитин был исключительно удачлив. Без этого разведчику не обойтись. Недаром существует выражение: сильный, а не фартовый. Фарта хватало. Но это был именно тот самый фарт, завоеванный на ходу приобретаемыми профессиональными знаниями, умением общаться с людьми, находящимися как вверху, так и в самом низу служебной лестницы.

Фитин никого не предавал и никого не отдавал, даже тех, кто совершал ошибки. И это оценили. Он был верен, за это были верны и ему. Огромное уважение завоевал молодой начальник, получивший псевдоним "Старик", которым он подписывал все свои задания закордонной агентуре и нашим разведчикам.

Может быть, важным днем испытаний стал печальный день 17 июня 1941 года. Вместе со своим начальником Меркуловым он был приглашен на доклад к Сталину. И здесь именно Фитин, а не Меркулов доложил вождю: война на пороге. Сведения получены от вернейших источников из Германии - "Корсиканца" и "Старшины". Они подтверждались и множеством других донесений, оперативных сводок и сообщений, четко изложенных Фитиным. Сталин даже не предложил подчиненным сесть. Правда, и сам не присел, а расхаживал по кабинету, куря трубку. После окончания доклада внимательно посмотрел на Фитина и вынес вердикт. Он был плачевен не только для Фитина, но и для нашей армии, и, как оказалось уже через несколько дней, для всего народа. Сталин не поверил, хотя Фитин, опять-таки проявив смелость, подтвердил: источники надежные.

22 июня рано утром его разбудил звонок. Павел Михайлович почти всю ночь не спал, мучался, ждал. И не предчувствие, а точное знание не обмануло: дежурный сообщал, что напали немцы.

Чья это была ошибка? Только не Фитина. Да, и об этом Бондаренко в своей книге пишет очень корректно, немцы не раз меняли дату нападения на СССР. И поэтому разведка, следуя за событиями, тоже сообщала о том, что Гитлер начнет то 15 мая, то в первой декаде июня, а в последних шифровках из Берлина и Токио значилась совсем иная дата - 22 июня, в 4 часа.

Почему же Сталин не поверил разведке? Да потому что привык больше доверять себе. Не мог предположить, что его обманет какой-то там Гитлер. Ведь пакт с ним был заключен, а как раз накануне доклада Фитина ТАСС выступил с заявлением о том, что все слухи о возможной войне между СССР и Германией - провокация. Поверив себе, вождь вверг в беду огромный народ. И беду эту предстояло теперь расхлебывать многим, в том числе и Фитину.

В чем заслуги генерала? Он одним из первых поверил в то, во что никак не хотело верить тогдашнее руководство. Немцы, канадцы и, конечно, американцы, объединившиеся с англичанами, преступили к работе над чудо-оружием. Это теперь мы знаем, что оно называется атомной бомбой. Тогда и понятия такого не было, а уж то, что в нем применяется уран, даже специалисты из разведки никак не могли уразуметь. И поэтому некоторые сообщения, переданные, к примеру, "Кембриджской пятеркой" о том, что в Норвегии добываются какие-то странные ископаемые для чуда-оружия, были восприняты в Москве с определенным недоверием. Думали, что запугивают, стращают. Но Фитин понял, что дело серьезное. И тогда по его команде все резидентуры получили серьезнейшие задания от "Старика". Любые сведения об изготовлении неведомого оружия надо было срочно передавать в Центр, откуда и от кого бы они не поступали. Первыми откликнулись двое из "Кембриджской пятерки". Их сведения, переданные еще в сентябре, заставили поверить, что стратегия войны через 2-3 года, а не через 10-15, как думали у нас, в СССР, может быть, изменена. Разведка всю свою мощь сосредоточила на добыче атомных секретов. То, что советская атомная бомба была изготовлена в 1949, а не в 1955-1956, как рассчитывали американцы с англичанами, полностью заслуга сотрудников Фитина. И, естественно, советских ученых во главе с Курчатовым. "Борода"-Курчатов доверял разведчикам полностью. Не расставляя разведку и науку по местам, можно сказать, что их совместная деятельность спасла нашу страну от возможного поражения в грядущей Третьей мировой, которой и благодаря Фитину не последовало.

Лишь в последнее время рассекреченные данные позволили понять и ту роль, которую сыграла военная, внешняя разведки в победе на Курской дуге. Выяснилось, что битва под Прохоровкой была выиграна во многом благодаря усилиям таких неожиданных в данном случае источников, как англичане Кернкросс и Филби или советские разведчики - Демьянов, Ангелов и другие. А руководил всем атомным направлением, созданным с благословения Фитина, его прямой подчиненный, будущий Герой Советского Союза Квасников, у которого работали еще два будущих Героя - Феклисов и Барковский. Фитин сделал немало полезного, сумев объединить усилия всех советских резидентур, имевших хоть малейшее отношение к атомной проблематике. Он получил звание генерал-лейтенанта. Был награжден многими орденами. Встретил День Победы в полном фаворе у командования.

И вдруг в июне 1946 года был освобожден от должности начальника разведки. Его перевели в Министерство госбезопасности, отправили сначала в Германию, а затем в Свердловскую область. Потом еще одно необычное назначение. В сентябре 1951 года Фитин вступил в должность министра госбезопасности Казахской ССР.

А 29 ноября 1953 года оглушительный приказ - он уволен из органов "по служебному несоответствию" и даже без пенсии. Хотя и оставлен в звании генерал-лейтенанта. Что это было? Возможно, его сочли человеком из близкого окружения Берии. Если так, то ошибка случилась катастрофическая. Никогда любимцем Лаврентия Фитин не был. Допускал ли он ошибки в работе? Естественно, но не крамольные. Да, органы обновлялись, в них приходили новые люди, как тогда говорили, не замешанные в репрессиях. Но какие репрессии во внешней разведке, и тем более со стороны Фитина? Как бы то ни было, он с 1959 по 1971 год проработал директором фотокомбината. Конечно, не получил своей славы, которая ему заведомо причиталась, не удостоен звания Героя, которое честно заработал, не вошел в нашу историю еще раньше.

Теперь мы отдаем Фитину долги и почести. Недавно по "России-1" был показан документальный фильм о нем и его эпохе. И вот вышла прекрасная книга. Всем, кто интересуется не только разведкой, но и историей Великой Отечественной, советую прочитать ее. В ней собраны четкие, лаконичные рассказы и о Павле Михайловиче, и о его соратниках. Маленькая энциклопедия, которая к тому же и легко читается. Правда, такие как я, преодолевали страницу за страницей с карандашом в руках. Очень много нового, если раньше где-то и попадавшегося, то не систематизированного, порой неясно выписанного. Александр Бондаренко все свел воедино и сделал отличный подарок тем, кто интересуется всем, что произошло в нашей стране в один из самых тяжелых и в то же время ярких периодов ее существования.

Павел Фитин – уроженец села Ожогино в Курганской (тогда Тобольской) области. Он появился на свет в 1907 году, и уже в 14 лет стал работать в местной сельскохозяйственной артели. Через год Павел стал комсомольцем и продолжил свое образование в уездном Ялуторовске. В 1927 году Фитин вступил в партию, занимался созданием пионерской организации, после чего уехал на учебу в Москву. В 1932 году, после окончания инженерного факультета сельскохозяйственной академии, он работал в столичном институте механизации и электрификации сельского хозяйства, затем перешел в издательство "Сельхозиз". В 1934 году Павла призвали в армию, и после года службы рядовым он снова возвратился в издательство, где занял должность заместителя главного редактора. Возможно, Фитин так бы и занимался изданием сельскохозяйственной литературы, но его судьба сделала неожиданный поворот.

После первой волны репрессий в силовых структурах была острая нехватка кадров, и по линии комсомола и партии были объявлены наборы молодых людей. Отказываться от такого назначения было опасно, и Фитин стал учеником спецшколы НКВД. Буквально через несколько месяцев ускоренного обучения ему пришлось приступить к самостоятельной работе. Начав в ноябре 1939 года со стажировки в отделе внешней разведки НКВД, уже через год Павел стал заместителем начальника Главного управления внешней разведки, а в мае 1939 он возглавил Первое управление. Трудно сказать, каким образом тридцатилетнему Фитину, не имеющему опыта работы в органах, удалось не только наладить успешное взаимодействие с опытными сотрудниками, но и коренным образом реорганизовать разведывательные структуры. Он изменил стиль работы резидентов, уделял основное внимание аналитической обработке информации. В результате его отдел получал точные данные и о работах над атомным оружием, и о подготовке Германии к войне. Точную дату и даже час нападения фашистов, полученные из разных источников (а количество шифрограмм на эту тему, полученных с начала 1941 года, превышало сотню), Фитин лично докладывал Сталину, однако руководитель страны не принял их во внимание.

Начало войны стало ударом и для разведывательных структур. В кратчайшие сроки было необходимо восстанавливать связь с зарубежными резидентами, создавать разведывательные структуры на оккупированной территории, организовывать подпольные группы и партизанские отряды, готовить руководящие кадры для них. Все эти направления работы курировались Павлом Фитиным, и история Великой Отечественной войны является наглядным доказательством успешности его работы. Благодаря усилиям внешней разведки были получены сведения о планах немецкого командования, в частности, об операции на Курской дуге, удалось предотвратить сепаратные переговоры между союзниками и представителями Германии в Швейцарии. Также успешно проводились радиоигры, координировались действия партизанских отрядов, им передавалась информация и оказывалась помощь. Огромный объем достоверных данных, полученной службой внешней разведки, стал основой успешных дипломатических переговоров между представителями СССР и главами союзных держав в Тегеране, затем в Ялте и Потсдаме.

Руководитель ЦРУ Аллен Даллес называл советских разведчиков "пределом мечтаний". Немалую роль в этой оценке сыграло и то, что создание в США атомной бомбы не стало сюрпризом для советских руководителей. Это было результатом успешно организованной главой внешней разведки операции "Энормоз". Первые данные о начале разработке нового вида оружия на вновь открытом заводе поступили из Лондона в сентябре 1941 года. Также сообщалось, что предположительно урановая бомба будет готова через два года. Это сообщение первоначально было передано Берии, который не придал ему особого значения. После этого Фитин дал распоряжение всем резидентурам собирать и передавать в Центр любую информацию по ядерным разработкам. Весной 1942 года все собранные материалы были представлены Сталину, и через несколько лет ведущие ученые-физики нашей страны начали работу в этом направлении. Созданием ядерного оружия руководил Берия, что увеличило его неприязнь к Фитину. Заметим, что всю свою огромную работу Павел Михайлович проводил, имея звания сначала старшего майора, затем комиссара НКВД третьего ранга. В генерал-лейтенанты его произвели лишь в июле 1945. Однако это стало стартовой точкой опалы.

В 1946 году усилиями Берия руководитель внешней разведки был смещен с должности и направлен в Берлин, где стал заместителем уполномоченного МГБ. Менее чем через год Фитина перевели сначала в Свердловск, затем в Казахстан, где в это время проводились основные работы по созданию ядерного оружия. В 1951 году он стал министром госбезопасности Казахстана, через два года был снова переведен в Свердловск руководителем областного УМВД. В ноябре 1953 года был арестован Берия, после чего последовала кадровая чистка всех структур госбезопасности. Фитин был уволен с издевательской формулировкой о служебном несоответствии, причем по недостаточному сроку службы не мог претендовать на пенсию. Он переехал в Москву и с трудом добился крохотной комнатушки с печным отоплением, дрова для которой рубил собственноручно, работал в Госконтроле, затем заведовал фотокомбинатом Общества дружбы с зарубежными странами.

Павел Михайлович был женат на чемпионке СССР и мира по конькобежному спорту Римме Жуковой, его сын Анатолий также стал служить в органах безопасности. Бывший разведчик сохранял прекрасную физическую форму, играл в теннис, увлекался рыбалкой и никому, даже родным, не рассказывал о своей жизни и прошлой работе. Полной неожиданностью для его семьи стала операция по поводу прободной язвы, после которой Павел Фитин скончался. Это произошло в 1971 году, сразу же после того, как по инициативе Андропова был реабилитирован Яков Серебрянский, умерший во время следствия по делам Берия. Но даже после смерти Фитина о нем хранили молчание. Только в 2008 году была открыта мемориальная доска в его родном селе, а в 2017 на Остоженке появился памятник легендарному руководителю разведки. В 2015 о Фитине была опубликована книга, а телеканал Россия 1 показал фильм о нем.

, Курганская область)

Смерть: 24 декабря (1971-12-24 ) (63 года)
Москва , РСФСР , СССР Место погребения: на Введенском кладбище в Москве Партия: ВКП(б), КПСС с 1927 года Образование: Сельскохозяйственная академия им. Тимирязева
Школа особого назначения Военная служба Род войск: Разведка Звание: Генерал-лейтенант

: неверное или отсутствующее изображение

Награды:

Па́вел Миха́йлович Фи́тин (15 (28 ) декабря , с. Ожогино, ныне Курганская область - 24 декабря , Москва) - руководитель внешней разведки (ИНО ГУГБ НКВД -НКГБ) ( -). Министр государственной безопасности Казахской ССР ( -). Генерал-лейтенант (1945).

Биография

Довоенный период

Павел Михайлович Фитин родился 15 (28 ) декабря в с. Ожогино Шатровской волости Ялуторовского уезда Тобольской губернии (ныне Шатровский район Курганской области) в крестьянской семье. После окончания школы в 1920 году работал в сельхозартели «Звезда». В 1922 году в Ялуторовске принят в Комсомол . В 1922-1926 годах учился в школе второй ступени в Ялуторовске . С марта 1927 года - член ВКП(б), c 1952 года - КПСС . С мая 1927 по июнь 1928 - председатель Бюро юных пионеров, заместитель ответственного секретаря Шатровского райкома ВЛКСМ (Тюменский округ).

Во главе разведки в годы войны

Фитин был одним из первых, кто докладывал Сталину дату нападения Германии на СССР .

Выдающиеся организационные способности Павел Михайлович Фитин проявил в годы Великой Отечественной войны . В короткий срок он восстановил большую часть резидентур за рубежом, курировал школы особого назначения, где проходили подготовку руководители партизанских отрядов, создал информационно-аналитическое управление, где анализировались данные, поступающие от агентов за рубежом.

Возглавляя внешнюю разведку, он приложил огромные усилия, чтобы обеспечить руководство страны информацией о замыслах немецкого командования, сведениями о возможности открытия «второго фронта ».

Разведкой был получен план германского наступления на Курской дуге , получались сведения о сепаратных переговорах американцев с нацистами в Швейцарии, велись «радиоигры», оказывалась помощь партизанскому движению .

Неоценимый вклад внесла руководимая Фитиным служба в создание в СССР ядерного оружия .

Послевоенный период

Считается, что плохо относившийся к Фитину ещё с довоенных времен Лаврентий Берия добился в июне 1946 года его освобождения от занимаемой должности, перевода в распоряжение управления кадров МГБ СССР и направления в советскую оккупационную зону в Германии заместителем уполномоченного МГБ в Германии (сентябрь 1946 - 1 апреля 1947 г.) . По другой версии, инициатором отставки Фитина был Н. С. Хрущёв .

После отставки работал Главным контролером Министерства госконтроля СССР (апрель 1954 - апрель 1958 г.), старшим контролером Комиссии советского контроля СМ СССР (апрель 1958 - август 1959 г.).

В последние годы жизни П. М. Фитин работал директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами (с августа 1959 г., последнее упоминание в июле 1963 г.).

Павел Михайлович Фитин умер 24 декабря 1971 года в Москве . Похоронен в Москве на Введенском кладбище .

Память

14 августа 2014 года установлена мемориальная доска в Ялуторовске на здании бывшей школы, в которой учился Павел Фитин. Сейчас в этом здании находится Ялуторовская православная гимназия.

Некоторые исследователи считают, что при П. М. Фитине советская разведка достигла самых выдающихся результатов .

Мемориальная доска П.М. Фитина открыта в Екатеринбурге на здании Свердловского управления ФСБ 21 июня 2016 года

Звания

Награды

СССР

• Два ордена Красного Знамени (26 апреля 1940, …)
• Орден Красной Звезды (20 сентября 1943)
• 8 медалей
• Нагрудный знак «Заслуженный работник НКВД» № 000623 (4 февраля 1942)

Иностранные награды

Напишите отзыв о статье "Фитин, Павел Михайлович"

Примечания

Литература

• // Петров Н. В., Скоркин К. В. / Под ред. Н. Г. Охотина и А. Б. Рогинского. - М .: Звенья, 1999. - 502 с. - 3000 экз. - ISBN 5-7870-0032-3 .
• Бондаренко А. Ю. . - М .: Молодая гвардия, 2015. - 400 с. - 3000 экз. - ISBN 978-5-235-03816-5 .
• Антонов В. С. Служба внешней разведки. История, люди, факты. М., 2013, с. 69-70

Ссылки

См. также

• Список начальников советской и российской внешней разведки

Начальники ГУГБ Заместители начальника ГУГБ Начальники контрразведывательного отдела Начальники секретно-политического отдела Начальники особого отдела Начальники иностранного отдела Начальники Следственной части Специальные звания

Отрывок, характеризующий Фитин, Павел Михайлович

– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так, – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так. Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так.
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.

31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.

Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.