Об истории отношений Кореи и Японии. Бонусом - о появлении слова "камикадзе".

Древность.

Выражение «добрососедские отношения» давно стало штампом в официальных бумагах, но в действительности отношения двух соседних государств редко отличаются особой сердечностью. Оно и понятно - общая граница неизбежно создаёт проблемы, да и соблазн подзакусить более слабым соседом существовал всегда. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, как развивались отношения России и Польши, Германии и Франции, Греции и Турции. Не удивительно поэтому, что и Корея с Японией тоже жили, скажем так, не слишком дружно, а в последние десятилетия антияпонизм, порою весьма истерический, вообще играет особую роль в корейской официальной идеологии.

Правда, в своё время, в XVII-XIX веках, официальная риторика описывала японо-корейские отношения именно как «добрососедские», однако на практике отношения двух стран на протяжении этого времени были непростыми: не столько напряжёнными, сколько, я бы сказал, настороженными. Это и понятно: в конце XVI века Корея стала жертвой крупномасштабной японской агрессии, известной нам как Имчжинская война, да и до этого на протяжении пары столетий набеги японских пиратов на прибрежные корейские поселения были обычным делом.

После Имчжинской войны 1592-98 гг. никаким японским официальным миссиям, и уж тем более частным «лицам японской национальности», корейские власти не разрешали посещать Сеул и вообще уезжать от побережья дольше, чем на несколько километров. Запрет это просуществовал два с половиной века и был отменён лишь под пушками японских кораблей в 1870-е гг. Главными причинами и этого запрета, и иных ограничений на контакты с Японией были соображения безопасности, к которым в традиционных государствах Восточной Азии относились очень серьёзно. Корейские руководители хорошо помнили, что путь от Пусана до Сеула был когда-то главным направлением движения японских армий, и понимали, что в случае новой войны они неизбежно пойдут именно этим дорогой. Поэтому в Сеуле и не хотели давать своим соседям дополнительные возможности для сбора стратегической информации и составления подробных карт. которыми может воспользоваться японская армия вторжения. Сейчас нам известно, что между 1609 и 1868 гг. ни одно японское правительство не планировало нового вторжения в Корею. Однако учитывая весь печальный опыт японо-корейских отношений, все эти предосторожности и страхи трудно считать необоснованными.

Однако определённый уровень официального представительства был всё-таки необходим, так что японской стороне позволили создать торговую базу и небольшое поселение в тех местах, где со временем вырос город Пусан (в те времена города как такого ещё не существовало). Эта торговая база, получившая название Вегван, по совместительству служила и японской дипломатической миссией, но её деятельность строго контролировалась корейскими властями. Японцы могли постоянно проживать только на территории миссии и не могли ни под каким видом удаляться от неё на значительное расстояние. Самим корейцам частные поездки в Японию, да и вообще за границу, были в те времена категорически запрещены, и нарушитель этого запрета рисковал головой. Насколько известно, желающих особо не находилось, так что вся торговля велась японскими купцами, которые останавливались в Вегване.

Невозможность прямых контактов между центральным правительствам означала, что дипломатические переговоры между Японией и Кореей шли очень медленно. Если японское правительство решало обсудить с Сеулом некие проблемы, то ему сначала приходилось отправлять представителей в Пусан. Строго говоря, в Корею ехали не представители сёгуната, то есть центрального правительства страны, а чиновники князя Цусимы, который представлял центральную власть в сношениях с Кореей. Прибыв в японское поселение, чиновники должны были бы передать подготовленные бумаги главе местной корейской администрации. Если тот не находил в японских бумагах ничего неподобающего (бывало, что и находил), то документы отправлялись им в Сеул, где поднятые японцами вопросы обсуждались в правительственных инстанциях. После того, как решение было наконец принято, ответ отправляли в Пусан, где его передавали японцам через посредство того же самого чиновника. В течение всего этого времени японские посланники должны были остаться в своём представительстве. Порою ожидание ответа затягивалось на многие месяцы.

Само собой разумеется, никакое нормальное дипломатическое общение при таких обстоятельствах не было возможно, но, если быть честными, ни та, ни другая сторона не очень-то и стремились к тому, чтобы иметь "нормальные" дипломатические отношения. Корея нуждалась в мире на своих берегах, но в то же время предпочитала держать Японию на некотором расстоянии. Япония была до некоторой степени заинтересована в торговле с Кореей, но при этом японское правительство также изо всех сил стремилось ограничивать своё взаимодействие с внешним миром. Для обеих стран XVII-XIX века были временем политики самоизоляции, так что чисто церемониальные отношения и периодический обмен любезностями вполне служили их стратегическим целям.

Квинтэссенцией таких церемониальных отношений были редкие посещения японской столицы корейскими дипломатическими миссиями, которые официально именовались "посольствами связи" (тхонсинса). В течение периода Токугава, Корея была единственной зарубежной страной, послы которой могли иногда появляться в Токио (тогда этот город именовался Эдо) и в Киото. Разумеется, не могло быть и речи и постоянной корейской миссии в столицах: послы появлялись там на короткий срок и отбывали, произнеся все положенные речи.

Визиты корейских послов были немалой редкостью: за 250 лет только 12 корейских посольств посетили Японию. Для принимающей стороны каждое такое посещение было связано с большими затратами и требовало тщательной подготовки. К приезду послов ремонтировались дороги, строились гостиницы, готовился многочисленный штат сопровождающих. Посол и его огромная свита двигались весьма неспешно, так что дорога от Сеула до Токио занимала несколько месяцев. По пути посольство часто останавливалось, а его члены активно общались с японскими чиновниками, интеллигентами и учёными, многие из которых специально приезжали издалека, чтобы обсудить с корейскими коллегами какие-то интересующие их вопросы. В те времена Япония оставалась закрытой страной, но интерес к окружащему миру у образованных японцев был огромен, и возможность увидеть «настоящего иностранца» значила для них многое. Вдобавок, с корейцами они могли беседовать без переводчика: в обеих странах все образованные люди в совершенстве владели древнекитайским языком. Правда, произношение иероглифов отличалось, так что вместо устной беседы между корейцами и японцами происходил обмен записками. Для описания подобной формы общения даже существововал специальный термин (конечно же, древнекитайский) - «беседа кистью».

Свита корейского посла обычно включала от 300 до 500 человек. Среди них были известные учёные и писатели, так что посещение Японии корейским посольством порою превращалось в некое подобие странствующей выставки корейской культуры. Действительно, именно культурная дипломатия была главной задачей посольства: миссия должна была продемонстрировать корейские достижения в тех областях, которые тогда считались важными, и способствать таким образом укреплению взаимного уважения между двумя странами. Приезды корейских послов часто служили темами для картин японских художников, а записи бесед с членами посольской свиты издавались немалыми тиражами. Конечно же, посольство собирало информацию о положении в Японии, но делалось это, скорее, на всякий случай, так как никакой оперативной ценности такая информация не представляла.

Подготовка к отправке посольства начиналась после получения запроса японской стороны, которая информировала Сеул о том, что хотела бы принять очередную миссию. Обычно посольство отправляли, чтобы поздравить нового японского сёгуна с восшествием на престол (в те времена в Японии власть императора была чисто символической, а реальным руководителем страны был наследственный верховный главнокомандующий, сёгун). Однако происходило это далеко не при каждом новом японском правителе. Большие расходы, связанные с подобными визитами, в конечном счете заставили японцев сократить их масштабы, так что за посольством 1764 г. последовал большой перерыв, и следующая миссия (оказавшаяся последней) была приглашена из Кореи только в 1811 г. При этом посольство 1811 г. не побывало в Эдо, а ограничилось посещением острова Цусимы, который лежит между двумя странами.

В те времена остров Цусима был автономным княжеством, и его правители из клана Со должны был действовать как представители всей Японии в отношениях с Кореей. Именно чиновники этого небольшого княжества решали текущие проблемы отношений двух стран. Во время визитов корейских послов именно представители Цусимы были ответственны за все приготовления к поездке послов по всему маршруту до самого Эдо. Необходимые работы по маршруту следования послов проводились силами местной администрации и оплачивались местными бюджетами, но именно инспектора из Цусимы должны были проверить, правильно ли всё подготовлено к приезду высоких гостей.

Корейский язык преподавался в Цусиме в специальном училище, и некоторые чиновники острова ездили в Пусан, чтобы прожить там некоторое время, совершенствуясь в языке. С другой стороны, японский изучался в Сеуле, где дейцствовала школа иностранных языков. Те из её выпускников, кому удавалось найти работу, служили именно в местной администрации в районе будущего Пусана. Впрочем, официальные дипломатические документы составлялись на ханмуне, то есть древнекитайском языке, который был понятен всем образованным людям в обеих странах. Кроме церемониальной дипломатии общеяпонского уровня, княжество Цусима поддерживало похожие ритуальные обмены и на местном уровне, и её князья при вступлении на престол получали поздравления от корейских властей.

Вся эта тщательно выстроенная дипломатия символических обменов и взаимного сдерживания рухнула в середине XIX века, когда в регион ворвались европейские империалистические державы. Япония встала на путь решительных реформ, а Корея некоторое время безуспешно пыталась сохранить тот образ жизни, который существовал веками. В подобной ситуации старая система была обречена, и на смену ей пришла куда более динамичная дипломатия европейского образца: с постоянными миссиями, интригующими посланниками, переговорами на высшем уровне и прочими, привычными нам, формами поведения.

История и СОВРЕМЕННОСТЬ

С точки зрения стороннего наблюдателя, Япония и Южная Корея должны быть не разлей вода. Обе - члены «Большой двадцатки», развитые современные страны с функционирующими демократическими институтами. Обе в союзе с США, и угрозы у них общие - та же Северная Корея. Экономические связи крепкие, культурные - еще крепче: похожие языки, буддизм (пришедший в Японию из Кореи), бешеная популярность «корейской волны» (телесериалы и K-Pop) в Японии и «японской» (аниме и J-Pop) - в Корее.

Но не тут-то было: читать новости о японо-корейских отношениях без хохота в последнее время стало решительно невозможно. Вот в Индонезии проводится саммит АТЭС, и в рамках саммита проходят переговоры между японским премьером Синдзо Абэ и президентом Южной Кореи Пак Кын Хе. Заняли эти переговоры меньше 60 секунд. После чего секретарь японского кабинета министров Ёсихидэ Суга отметил, что это очень даже хорошо, что «лидеры двух стран могут регулярно встречаться и обмениваться приветствиями». Другими словами, хорошо, что хоть здороваются друг с другом, могло быть и хуже.

И хуже сразу стало. Абэ показалось, что 60 секунд - это как-то несолидно, и японцы стали клянчить полноценный двусторонний саммит. Лучше бы они этого не делали: от корейского ответа пахнуло таким морозом, что в японском МИДе его, наверное, сидя у обогревателя переводили: Пак Кын Хе заявила, что пока Япония не покается в своих исторических грехах, говорить с Абэ ей не о чем. А потом контрольным в голову Пак Кын Хе еще добавила, что в любой момент готова ко встрече с северокорейским лидером Ким Чен Ыном. Вот хоть вчера.

Японские СМИ любезно упаковали эти две новости в одну, и в глазах многих японцев корейская внешняя политика потеряла последние следы рациональности. «Вы нас захватили и колонизировали больше ста лет назад? Видеть вас не хотим!» И тут же: «Вы нам войной угрожали не далее как этой весной? Проходите, присаживайтесь, поговорим. Не желаете ли чаю?»

С японской точки зрения особенно обидно то, что вполне дружелюбная инициатива самого Абэ получила такой отлуп. Между тем Северная Корея только за этот год торпедировала несколько южнокорейских дипломатических инициатив, пускала ракеты и взрывала бомбы, а ее все равно приглашают к столу. Так как Япония с Кореей до такого докатились?

...Когда можно подраться?

Способность японцев и корейцев создать скандал на пустом месте феноменальна. В интернет выкладывается японская «статья» о том, что корейские хвараны (воины царства Силла) - это просто неправильные самураи, и фабрика по производству натуральных удобрений мгновенно начинает работу. Забавно здесь то, что хвараны появились раньше самураев лет так на пятьсот, но кого волнуют факты?

Подраться можно и на футболе, и на фигурном катании. «Валико, если Хидэтоси Накату и Пак Чи Сона цепью связать, кто победит?». Любая победа Мао Асады над Ким Ё На (или наоборот) описывается в таких выражениях, как будто одна другую об борт приложила (и клюшкой по голове добавила). На футбольных трибунах идёт война баннеров: по свидетельству журналиста Коити Ясуды, именно вызывающе антияпонское поведение корейских фанатов в ходе Чемпионата мира 2002 года сделало многих японцев страстными врагами всего корейского. К слову, речь идёт о том самом Чемпионате мира, который Япония и Южная Корея проводили вместе, и который, по замыслу устроителей, должен был сблизить две страны. Опять не угадали.

Корейская нелюбовь к Японии вполне понятна: печальный исторический опыт от Имджинской войны XVI века до аннексии и колонизации в XX столетии. Японцев никто не колонизировал, но их чувства к корейцам не намного теплее: одним из бестселлеров прошедшего десятилетия стал комикс под названием «Ненависть к Корее».

Претензий к соседям у японцев много, но главная одна: Корея в их глазах выглядит неблагодарным младшим братом, которого они подобрали на обочине истории, отмыли, приодели и на свои деньги обучили. Ну еще заставили немного поработать на себя, но потом за это дело извинились и выплатили компенсацию. А ему все мало.

С корейской точки зрения все это выглядит, разумеется, совсем иначе: варвары с Востока поработили и ограбили самобытную цивилизацию древнее их собственной, отняли родную культуру, язык и даже имена, а теперь не хотят этого признавать. Спор этот бесконечен, потому что правы в нем обе стороны.

Чума и два дома

Однажды я ради интереса взял два школьных учебника истории, японский и корейский, и сравнил их в той части, где говорится о японской колонизации Кореи в 1910-1945 годах. Японский ограничился одним абзацем, в котором были инвестиции, строительство и образование. Единственным негативным аспектом японского правления авторы сочли обезземеливание крестьян. Все. Одно предложение.

В корейском учебнике суровым тем годам была посвящена целая глава с подробным описанием всех японских художеств и национально-освободительной борьбы корейского народа. Разница в историческом сознании оказывается еще больше, если учесть, что большинство современных японских школьников историю XX века осваивает кое-как: выпускной класс, надо готовиться к местному ЕГЭ, а там про колониальную политику не спрашивают. На этом историческое образование заканчивается и начинаются антикорейские комиксы и «статьи» про неправильных корейских самураев.

Корейцы не намного лучше: из их национальной истории напрочь выпадает, например, тот факт, что многие корейцы вполне успешно сотрудничали с колониальной администрацией и неплохо на этом обогатились. Дэннис МакНамара в своей книге «The Colonial Origins of Korean Enterprise: 1910-1945» отмечает, что современные корейские индустриальные гиганты во многом - продукт именно колониальной эпохи, и первая индустриализация Кореи состоялась действительно при японцах. Тогда же сотни тысяч корейцев отправились на поиски лучшей жизни и образования в метрополию - об этом можно почитать, например, у Кан Чхоль Хвана в «Пхеньянских аквариумах». Отец нынешнего президента Южной Кореи Пак Кын Хе, генерал Пак Чжон Хи, служил в японской армии. Значительная часть современной корейской элиты, как это ни парадоксально, - продукт японского колониализма, и по понятным причинам тема коллаборационизма в современном корейском обществе до сих пор остается табу.

Эта самая элита во главе с уже упомянутым Пак Чжон Хи и подписала в 1965 году договор о нормализации отношений с Японией. За нормализацию Япония заплатила $800 млн - огромные по тогдашним меркам деньги, особенно для бедной Южной Кореи. Заплатила и сочла тему закрытой.

Но получилось, что договор, по форме восстановивший отношения между Японией и Южной Кореей, по сути заложил под эти самые отношения сразу несколько мин замедленного действия. Во-первых, деньги по договору получили не сами пострадавшие, а правительство Южной Кореи. Это даже не было названо компенсацией; $800 млн проходили как гранты, так что морального удовлетворения никто в Корее не дождался. Впрочем, тогдашний Сеул вообще сентиментальностью не отличался - ему нужны были экономический рост и деньги для этого роста. Японцы деньги с радостью заплатили и перестали рефлексировать на тему прошлого: «Нам что, нужнее, что ли?» Это мина номер два.

И третье: договор 1965 года навсегда закрыл тему компенсаций. Поэтому, когда корейцы двумя десятилетиями спустя «по вновь открывшимся обстоятельствам» стали предъявлять японцам новые претензии, те в недоумении начали тыкать пальцами в текст договора и чеки: «Ну вот же, за все уже уплачено, чего вы еще хотите? Вот тут ваша подпись стоит?»

Ирония истории в том, что договор о нормализации отношений был подписан одной из беднейших стран Азии того времени. За пять прошедших десятилетий эта страна совершила экономический и технологический рывок, почти догнала Японию по ВВП на душу населения и сбросила авторитарный режим, который запрещал своим гражданам вспоминать о прошлом, если эти воспоминания ставили под угрозу поток денег из Японии. Договор 1965 года подписывала, по меткому корейскому выражению, «креветка среди китов». Полвека спустя креветка сама стала китом, обрела голос и память. Корейское правительство и корейская элита получили от Японии все, что они хотели. Корейский народ - почти ничего.

Япония, пожалуй, права в том, что pacta sunt servanda - «договоры нужно соблюдать». Правда, та же Япония сто лет назад сама была одержима пересмотром унизительных неравноправных договоров, навязанных ей западными державами в конце XIX века. И пересмотрела их, как только стала достаточно сильной для этого.

Карусель-карусель

У сегодняшнего японо-корейского спора есть еще и очень личное измерение. Нобусукэ Киси, дед нынешнего японского премьера, был высокопоставленным чиновником японской колониальной администрации в Маньчжурии, где трудились миллионы корейцев. Мог ли он думать, что его внуку Синдзо Абэ придется разбираться с последствиями? Пак Чжон Хи, отец нынешнего президента Южной Кореи, лично подписал договор о нормализации отношений с Японией (с японской стороны его подписал премьер-министр Эйсаку Сато; Синдзо Абэ приходится ему внучатым племянником) и освободил японцев от ответственности за прошлое. Хоть и не бесплатно: помимо уже упомянутой компенсации $800 млн, Япония, по данным ЦРУ (на них ссылается Брюс Камингс в своей книге «Korea"s Place in the Sun»), в период с 1961 по 1965 год попросту содержала правящую в Южной Корее партию генерала Пака. Так что претензии его дочери в глазах многих японцев выглядят потрясающим лицемерием и вероломством.

Печально, что конца этому не видно. Чем больше ворошат прошлое корейцы, тем больше возмущаются их черной неблагодарности японцы. «Этим корейцам не угодишь», - думает японский избиратель и голосует за все менее склонных к внешнеполитической деликатности политиков правого толка. Японские политики этот запрос чувствуют и время от времени потчуют свой электорат суждениями об истории, которые в лучшем случае неоднозначны, а в худшем - отвратительны. Корейцы возмущаются, и цикл повторяется с начала. В итоге чем более чувствительной к прошлому становится Корея, тем менее чувствительна к нему Япония.

По-хорошему, обоим государствам стоило бы забыть о прошлых обидах, как это сделали в Европе. Но этого мы от двух стран, только-только дорвавшихся до национальной гордости после унизительного XX века, точно не дождемся. Иэн Бреммер недавно заметил в Твиттере, что американскому госсекретарю нужно бросить арабо-израильский мирный процесс и сосредоточиться на попытках помирить Южную Корею и Японию. По-моему, арабы с евреями договорятся скорее .

Японские артиллеристы на лошадях.


Японо-китайская война продолжалась, и ход сражений складывался явно не в пользу китайцев. Да, Национально-Революционная Армия порой добивалась успехов: так, войска 41-летнего генерала Сюэ Юэ, выпускника учреждённой ещё при жизни Сунь Ятсена гоминьдановской военной академии Вампу, отбили наступление японской 11-й войсковой группы на город Чанша в сентябре - начале октября 1938 года, а затем в ходе контрудара отвоевали 10 октября город Наньчан. Но все локальные успехи не позволяли переломить общую тенденцию. Китайская армия терпела жестокие поражения. 18 октября Чан Кайши отдал приказ оставить трёхградье Ухань и перенести столицу республики в Чунцин. Уханьское сражение, длившееся с начала июня и до конца октября, завершилось победой Японской Императорской Армии; согласно японским заявлениям, в пятимесячных боях на берегах Янцзы погибло почти 200 тысяч гоминьдановских солдат. 19 октября силы японской 21-й войсковой группы овладели городом Дзеньчжень и двинулись на Гуанчжоу. Уже 21 октября в Гуанчжоу высадился японский морской десант. 22 октября город пал в результате комбинированных ударов японского десанта и 21-й войсковой группы. Китайская республика лишилась своего главного окна во внешний мир, да и в большинстве остальных портов уже хозяйничали оккупанты и их коллаборационисты. До конца октября японцы взяли под контроль практически все ключевые промышленные центры Китайской республики.

В свете обстановки, сложившейся на фронтах, Чан Кайши выступил 25 октября 1938 года в Чунцине с заявлением, что после падения Уханя Китай переходит к мобильным действиям и партизанской войне. 1 ноября лидер Гоминьдана обратился к китайскому народу с призывом вести борьбу против японских интервентов до победы.


Солдаты Национально-Революционной Армии Гоминьдана на позициях.


А 3 ноября в Японии было опубликовано "Заявление императорского правительства", по содержанию представлявшее декларацию ключевых внешнеполитических целей японских элит. В "Заявлении" утверждалось, что "Империя ставит своей целью построение нового порядка, который должен обеспечить стабильность в Восточной Азии на вечные времена. В этом же заключается конечная цель и нынешних военных действий. <...> Её осуществление является священным и славным долгом нынешнего поколения японского народа" . Гоминьдановское правительство, по мнению японцев, представляло "всего лишь один из местных политических режимов" и обвинялось в "антияпонской прокоммунистической политике" , поэтому японцы огласили намерение "решительно продолжать борьбу вплоть до полного поражения национального правительства" , хотя и с оговоркой, что "империя не намерена отвергать национальное правительство, если последнее откажется от прежней политики, проведёт изменения в своём составе, покажет результаты своего обновления и будет участвовать в построении нового порядка" .
В качестве фундамента нового порядка в "Заявлении императорского правительства" декларировалось "установление тесного сотрудничества между Японией, Маньчжоу-Го и Китаем, развитие отношений взаимопомощи и солидарности между тремя странами в области политики, экономики и культуры с тем, чтобы утвердить в Восточной Азии принцип международной справедливости, обеспечить совместную борьбу против коммунизма, создать новую культуру и осуществить объединение экономики" . На деле же "установление тесного сотрудничества" в японском исполнении наглядно демонстрировали события в Корее, где шла всеобъемлющая японизация корейцев с изживанием корейской культуры. Впрочем, японское правительство, по сути, само проговорилось о своих настоящих планах в словах о "создании новой культуры" и "объединении экономики" - проще говоря, речь шла о политическом, культурном и экономическом поглощении стран Восточной Азии, прикрываемом лозунгами "Азия для азиатов" и призывами освободить азиатские народы от западного колониального гнёта. Своё понимание "принципа международной справедливости" японские захватчики уже наглядно показали в Нанкине, а японские методы "развития отношений взаимопомощи и солидарности" исчерпывающе характеризуются действиями командующего 11-й войсковой группы генерал-лейтенанта Окамуры Ясудзи, разработавшего тактику трёх "всё" ("Санко сакусэн"): убивать всё, жечь всё, грабить всё. В общем, единственное, в чём авторы "Заявления императорского правительства" обошлись без издевательского лицемерия - это в словах о борьбе против коммунизма.


Генерал Окамура Ясудзи.


Тем не менее, при всех японских изуверствах в Китае находились люди, готовые пойти на коллаборационизм. И речь идёт вовсе не о пленных солдатах китайской армии, предпочитавших мучительной смерти от рук сынов Ямато вступление в разные прояпонские вооружённые формирования, но отнюдь не горевших желанием действительно прислуживать оккупантам и при первой возможности бежавших. Увы, в японском стане появились люди совсем иного рода. В декабре 1938 года вице-президент Гоминьдана Ван Цзинвэй, давно выступавший за сотрудничество с японцами, бежал из Чунцина и открыто перешёл на японскую сторону. В 1940 году он возглавил одно из многочисленных марионеточных "правительств", созданных японцами на оккупированных территориях. Это "правительство", избравшее своей столицей Нанкин, образовали люди, по большей части подобные Ван Цзинвэю - то есть перебежчики из рядов Гоминьдана.


Ван Цзинвэй.


Но череда на первый взгляд благоприятных для японцев событий имела изнанку, подданных тэнно не устраивавшую. Вооружённые силы Японский империи, несмотря на все свои успехи, не смогли сломить Национально-Революционную Армию и завязли в Китае, точно в зыбучих песках; непрестанно растягивающиеся коммуникации затрудняли снабжение войск, в тылу всё больший вес набирало партизанское движение, особенно эффективно организуемое Коммунистической Партией Китая. Затягивание войны не лучшим образом сказывалось и на настроениях самих японских военнослужащих, и на авторитете сухопутных войск в японском обществе.


Строй японских солдат.

К тому моменту в высших военных кругах Японии сложились два варианта развития экспансии. "Северный" вариант, поддерживаемый главным образом представителями сухопутных войск, предполагал дальнейшие активные боевые действия по завоеванию Китая, а в перспективе и войну против СССР. "Южный" же вариант, на котором настаивали в первую очередь офицеры военно-морских сил, подразумевал вторжение в Индонезию, на Филиппины, в Индокитай, Индию - словом, в колонии крупных западных империалистических держав: США, Великобритании, Нидерландов.
По мере затягивания войны в Китае "северный" вариант экспансии начал терять сторонников даже в сухопутных войсках. Поборникам "северной стратегии" всё сложнее становилось обосновывать свою правоту: самые крупные победы над китайскими войсками уже мало кого впечатляли, зато даже локальные неудачи незамедлительно использовались оппонентами "северян" в качестве повода для критики. Японским сухопутным силам требовалась победа над противником, создающим более грозное впечатление, чем погружённый в хаос, отсталый, разрываемый усобицами Китай.
Боевые действия на Хасане выявили слабость Красной Армии в квалификации личного состава и организации, и потому Советский Союз стал видеться японским военачальникам противником, над которым можно одержать не слишком трудную, но при том эффектную победу в локальном конфликте. К тому же успешная демонстрация силы Японской Императорской Армии теоретически давала возможность наказать "красных" за помощь Китайской республике. Очевидно также, что ограниченное военное столкновение позволяло улучшить японские позиции на случай рассматривавшейся японским руководством полномасштабной войны против СССР. И наконец, в качестве противника для локального конфликта СССР был выгоден своей осторожной внешней политикой - Сталин, осознавая накалённость международной обстановки, действовал предельно тонко и аккуратно, избегая обострения каких бы то ни было конфронтаций, стремясь локализовать и нейтрализовать все очаги конфликтности, и такая политика исключала вероятность перерастания местного пограничного столкновения в большую войну, которой японцы пока не желали.


Генерал Араки Садао.

Площадку для сражения японские военные руководители уже присмотрели: их выбор пал на район реки Халхин-Гол на восточной окраине Монгольской Народной Республики. Следует иметь ввиду, что уже давно некоторые видные представители японской элиты высказывали вполне определённые тезисы относительно Внешней Монголии. Генерал Араки Садао, например, писал: "Прежде чем ставить вопрос о мире в Восточной Азии, надо дать себе отчётливое представление о роли Монголии. Япония не желает допускать существование такой двусмысленной территории, каковой является Монголия, непосредственно граничащая со сферой влияния Японии. Монголия должна быть во всяком случае территорией, принадлежащей Востоку [т.е. Японии - прим. авт.], и ей надо дать мир и спокойствие" . Район же Халхин-Гола имел важность для японцев, поскольку там они намеревались провести в сторону советской границы железную дорогу, позволявшую снабжать японские войска на иркутском направлении. На участке близ Халхин-Гола данная дорога должна была проходить в считаных километрах от границы, на тот момент пролегавшей на 20-25 километров восточнее реки, что делало дорогу чрезвычайно уязвимой к обстрелам со стороны МНР, и японцы решили отодвинуть границу на запад, к самой реке, тем более что действительное расположение границы в этом районе находилось под вопросом, и даже карты однозначной информации не давали: например, физическая карта Внешней Монголии, изданная Генштабом Китайской республики в 1918 году, указывает границу между Маньчжурией и Внешней Монголии как раз по реке Халхин-Гол, а в карте Китайского почтового ведомства, изданной в 1919 году, та же граница проведена там, где она и пролегала на самом деле. Так или иначе, пока Маньчжурия оставалась в составе Китая, китайская сторона претензий монголам, размещавшим на восточном берегу Халхин-Гола пограничные заставы, не предъявляла. Но с приходом японцев и созданием Маньчжоу-Го ситуация изменилась. Представители Маньчжоу-Го и Японии стали настаивать на демаркации границы по реке Халхин-Гол. На монгольско-маньчжурских переговорах в 1935 году японские представители от имени маньчжурского правительства заявили: "Маньчжоу-Го откомандирует в соответствующие пункты на территории МНР (в том числе и в Улан-Батор) для постоянного проживания своих уполномоченных, которые будут держать связь со своим государством, отправлять нужные донесения и будут пользоваться правом свободного передвижения. Если с этими требованиями не согласятся, наше правительство… потребует отвода всех войск МНР, находящихся к востоку от Тамцак-Сумэ" . Монголы отказались выполнять подобные требования, логично расценив их как покушение на суверенитет Монгольской Народной Республики. В ноябре 1935 года переговоры стараниями маньчжурской стороны сорвались, а правительство Маньчжоу-Го заявило: "... в дальнейшем все вопросы мы собираемся решать по своему усмотрению" . С этих пор в долине Халхин-Гола начались постоянные нарушения границы и вооружённые нападения на монгольских пограничников.

В Китайско-Японский конфликт

Многие наверно успели обратить внимание на новости относительно Японско-Китайского конфликта вокруг спорных островов в Восточно-Китайском море.



Для начала предыстория сей ситуации.


Новость - Число задержанных за участие в погромах в КНР превысило 20 человек


Японское правительство 11 сентября выкупило у частного владельца три из пяти островов архипелага Дяоюйдао, которые в Пекине считают исконно китайской территорией. Власти КНР потребовали от Токио аннулировать факт национализации спорных островов, после объявления которой в Китае начались масштабные антияпонские акции протеста, охватившие более 80 городов страны.


Спор между КНР и Японией о принадлежности островов ведется с начала 1970-х годов. Япония утверждает, что занимает острова с 1895 года, а до того времени они никому не принадлежали. Китай настаивает на том, что острова были включены в состав китайской империи еще 600 лет назад, а на японских картах 1783 и 1785 годов Дяоюйдао обозначены как китайская территория. После Второй мировой войны острова находились под контролем США и были переданы Японии в 1972 году вместе с островом Окинава.



Всё это происходит во время событий в Ормузском проливе куда стягиваются военные силы 25 стран миры и готовятся к нападению на Иран. Япония же…



как вы помните, является сателлитом США, и после Второй Мировой она до сих пор не имеет права владеть наступательным вооружением. Помимо этого в Японии размещены военные базы США. На этих базах дислоцированы 38 тысяч военнослужащих США, 5 тысяч гражданских служащих Пентагона и около 43 тысяч членов их семей.


В случае если конфликт между западом и Ираном начнётся то Китай будет выступать на стороне Ирана. Так как Иран жизненно важен Китаю, именно Иран поставляет львиную долю нефтепродуктов Китаю. И вся эта ситуация позволяет нам под особым углом взглянуть на конфликт между Китаем и Японией.


В случае если 25 стран в один момент нападут всеми своими силами на Иран, от него скорей всего, мало что останется, однако если оттянуть часть этих сил на другой фронт, то вполне возможно что Иран сможет оказать должное сопротивление. И я считаю что именно в этом и заключается смысл разгорающегося конфликта между Китаем и Японией. Именно Япония должна стать этим вторым фронтов на который наши западные товарищи и будут переносить не малое количество своих сил.


Запад конечно понимает что к чему, по этому из всех возможных рупоров вещает что конфликт должен быть решён.


Новость - Пан Ги Мун: Япония и Китай должны избежать конфликта


«Я призываю решить его мирным путем, через диалог, и стремиться избежать конфликта в регионе», - сказал Пан Ги Мун на пресс-конференции в штаб-квартире ООН.



Новость - Глава Пентагона призвал Японию и Китай к сдержанности


ТОКИО, 17 сентября. Глава Пентагона Леон Панетта призвал Японию и Китай к сдержанности в споре вокруг островов Сенкаку (Дяоюйдао).


“Конечно, мы обеспокоены демонстрациями и конфликтом вокруг островов Сенкаку. Крайне важно, чтобы обе стороны конфликта использовали дипломатические средства и попытались конструктивно решить этот вопрос”, — заявил Панетта, слова которого цитируют интернет-СМИ.



Как мы видим, все всё прекрасно понимают, ситуация в мире становится всё более напряженной, а мы с вами уже наблюдаем контуры возможной будущей войны. А ваш покорный слуга продолжает следить за развитием событий

Расположенного на юго-востоке Приморского края РФ у границ с Китаем и Кореей, произошел 29 июля ‑ 11 августа 1938 года.

Обстановка на Дальнем Востоке обострилась после захвата Японией Маньчжурии в 1931-1932 годах. 9 марта 1932 года японские оккупанты провозгласили на территории Северо-Восточного Китая, граничащей с СССР, марионеточное государство Маньчжоу-го с целью использовать его территорию для последующей экспансии против СССР и Китая.

Враждебность Японии к СССР заметно увеличилась после заключения в ноябре 1936 года союзнического договора с Германией и заключения с ней "антикоминтерновского пакта". Союзники вели тайные переговоры о совместных действиях против Советского Союза, вынашивали планы захвата его территории. Япония развернула в Маньчжурии основные силы Квантунской армии и систематически устраивала военные провокации в приграничных с СССР районах.

Советский Союз принимал меры по усилению дальневосточной группировки войск, но войска были рассредоточены на огромных пространствах Приморья и Приамурья.

В июле 1938 года стало очевидно, что японцы готовятся к нападению на СССР и для развязывания крупной военной провокации избрали Посьетский район — малообжитую и плохо освоенную часть советского Дальнего Востока. С одной стороны, он обеспечивал подступы к советскому побережью Японского моря и Владивостоку, с другой — граничил с Кореей и Маньчжурией и занимал фланговое положение по отношению к Хунчунскому укрепленному району, построенному японцами на подступах к советской границе. На западе Посьетского района находится горный кряж. Наиболее значительными высотами здесь являлись сопки Заозерная и Безымянная, достигающие по высоте 150 метров. По их вершинам проходила госграница, а сами высотки находились в 12-15 километрах от берега Японского моря. В случае овладения ими противник получил бы возможность вести наблюдение за участком советской территории к югу и западу от залива Посьет и за Посьетской бухтой, а его артиллерия смогла бы держать под огнем всю эту местность.

Непосредственно с востока, с советской стороны, к сопкам примыкает озеро Хасан (длиной около пяти километров, шириной один километр). Между озером и границей было всего 50-300 метров.

Советская разведка установила, что в район Посьетского участка советской границы японцы подтянули три пехотные дивизии, кавалерийский полк, механизированную бригаду, тяжелую и зенитную артиллерии, три пулеметных батальона и несколько бронепоездов, а также 70 самолетов. Их действия готов был поддержать подошедший к устью реки Тумень-Ула японский отряд боевых кораблей в составе крейсера, 14 миноносцев и 15 военных катеров.

В связи с этим пограничная охрана Дальневосточного края усилила мероприятия по организации обороны советской государственной границы и высот, находящихся в непосредственной близости от нее. 9 июля 1938 года на советской части высоты Заозерная, которая до этого контролировалась лишь пограничными дозорами, началось строительство укреплений.

15 июля группа японских жандармов нарушила границу в районе этой сопки. Один из них был убит на советской территории в трех метрах от линии границы. В тот же день японское посольство в Москве предъявило правительству СССР требование об отводе советских войск с высот к западу от озера Хасан, считая их принадлежащими Маньчжоу-го. Японское требование было категорически отвергнуто правительством СССР. Японскому поверенному в делах были предъявлены официальные документы — текст Хунчунского русско-китайского соглашения 1886 года и приложенные к нему карты, согласно которым район сопок Заозерная и Безымянная бесспорно принадлежал Советскому Союзу. Этим документам японское посольство смогло противопоставить лишь неопределенные данные правительства Манчжоу-го и вымышленное утверждение о проведении манчжурским населением религиозных праздников на указанной территории. 20 июля японский посол в Москве Мамору Сигэмицу повторил наркому иностранных дел Максиму Литвинову притязания на высоты. Литвинов остался непреклонным.

29 июля японцы, подтянув к границе полевые войска и артиллерию, двумя колоннами по 70 человек каждая, вторглись на советскую территорию и попытались захватить высоту Безымянная. Оборонявшие сопку 11 советских пограничников с одним станковым пулеметом продержались более трех часов, пока к ним не пришли на помощь две резервные группы пограничников и подразделение 40-й стрелковой дивизии. В результате атаки советских воинов японцы были выбиты с высоты Безымянной и оттеснены на 400 метров вглубь маньчжурской территории.

После этого японские войска неоднократно пытались штурмом овладеть сопкой, но, неся большие потери, откатывались назад. 31 июля части японской армии произвели тщательно подготовленную ночную атаку, в результате которой рано утром 1 августа им все же удалось оттеснить советские подразделения и занять высоту Заозерная. К вечеру японцы захватили еще несколько высот, в том числе и Безымянную. Враг продвинулся вглубь советской территории на четыре километра. Захваченные сопки были превращены японцами в сильно укрепленные районы, способные вести длительный бой. Попытка советских войск силами одной 40-й дивизии 2 августа выбить противника с высоток успеха не имела.

В связи с расширением конфликта в поселок Посьет прибыл командующий Дальневосточным фронтом Василий Блюхер. По его приказу в район боев стали подтягиваться дополнительные силы.

4 августа посол Японии в СССР встретился с наркомом иностранных дел СССР и заявил о намерении разрешить конфликт дипломатическими средствами. Советское правительство твердо заявило, что прекращение военных действий возможно лишь при условии освобождения японцами захваченной ими территории СССР.

За короткое время противоборствующие стороны нарастили в месте боев большие силы. На 5 августа с японской стороны сопки Заозерная, Безымянная и Пулеметная Горка удерживали: пехотная дивизия, пехотная бригада, два артиллерийских полка и отдельные части усиления, в том числе три пулеметных батальона, общей численностью до 20 тысяч человек. Советское военное командование к этому времени создало новую ударную группировку, насчитывающую 32 тысячи человек, около 600 орудий и 345 танков. Действия наземных войск готовы были поддержать 180 бомбардировщиков и 70 истребителей.

Непосредственно в районе боевых действий находилось свыше 15 тысяч человек, 1014 пулеметов, 237 орудий, 285 танков, входившие в состав 40-й и 32-й стрелковых дивизий, 2-й отдельной механизированной бригады, стрелкового полка 39-й стрелковой дивизии, 121-го кавалерийского и 39-го корпусного артиллерийского полков.

6 августа по японским позициям и районам расположения их резервов был нанесен авиационный удар. Затем после короткой артиллерийской подготовки в атаку в сопровождении танков пошла пехота. Однако на сопках не все японские огневые средства оказались подавленными, и они открыли огонь по наступающим советским войскам. Бои шли целый день. Вечером советская авиация повторила свой удар. Бомбардировке подверглись артиллерийские позиции на маньчжурской территории, откуда артиллерия противника обстреливала советские войска. К исходу дня советские воины овладели высотой Заозерная.

Японцы постоянно проводили мощные контратаки, силясь отвоевать утраченную местность. Для отражения контратак врага советское командование 8 августа на высоту Заозерная перебросила стрелковый полк с танковой ротой.

9 августа советские воинские части, наступавшие вдоль западного берега озера Хасан, выбили японцев с высоты Безымянная и отбросили их за границу. В этот день вся территория, захваченная ранее японцами, была возвращена СССР, но контратаки врага не ослабевали.

10 августа японцы после безуспешных попыток отбить высоты отошли с большими потерями. В тот же день по инициативе Японии в Москве начались переговоры . 11 августа военные действия у озера Хасан прекратились. Согласно договоренности о перемирии советские и японские войска должны были остаться на тех рубежах, которые они занимали 10 августа к 24.00 по местному времени. В дальнейшем при демаркации границы были использованы исключительно документы, представленные советской стороной.

Военные действия Японии в районе озера Xасан и реки Халхин-Гол в 1938-39 гг.

Летом 1938 г. Япония вторглась на советскую территорию в районе озера Хасан на стыке границ СССР, Китая (Манчжоу-го) и Кореи с целью захвата стратегически важного района (гряда холмов к западу от озера, включая сопки Безымянная и Заозерная) и создания непосредственной угрозы Владивостоку и Приморью в целом. Этому предшествовала развернутая Японией пропагандистская кампания по вопросу о так называемых "спорных территориях" на советско-маньчжурской границе в Приморье (линия прохождения которой была четко определена в Хунчунском протоколе 1886 г. и ни разу не ставилась под сомнение китайской стороной - ред.), которая завершилась предъявлением Советскому Союзу в июле 1938 г. категорического требования о выводе советских войск и передаче Японии всех территорий к западу от Хасана под предлогом необходимости выполнения "японских обязательств" перед Манчжоу-го.

Бои, в которых с японской стороны были задействованы 19-я и 20-я дивизии, пехотная бригада, три пулеметных батальона, кавалерийская бригада, отдельные танковые части и до 70 самолетов, продолжались с 29 июня по 11 августа 1938 г., и закончились разгромом японской группировки.

В мае 1939 г., также под предлогом "нерешенного территориального спора" между Монголией и Маньчжурией, японские войска вторглись на монгольскую территорию в районе реки Халхин-Гол (Номонган). Целью нападения Японии на этот раз была попытка установить военный контроль над регионом, граничащим с Забайкальем, что представляло бы непосредственную угрозу Транссибирской железнодорожной магистрали - главной транспортной артерии, соединяющей европейскую и дальневосточную часть страны, которая в этом районе идет почти параллельно северной границе Монголии и в непосредственной близости от нее. В соответствии с заключенным в 1936 г. между СССР и МНР Соглашении о взаимопомощи, в отражении японской агрессии вместе с монгольскими принимали участие советские войска.

Военные действия в районе Халхин-Гола продолжались с мая по сентябрь 1939 г. и по своему масштабу значительно превосходили события у Хасана. Они также закончились поражением Японии, потери которой составили: около 61 тыс. человек убитыми, ранеными и взятыми в плен, 660 уничтоженных самолетов, 200 за хваченных орудий, около 400 пулеметов и более 100 автомашин (потери советско-монгольской стороны составили более 9 тыс.человек).

В Приговоре Токийского международного военного трибунала для Дальнего Востока от 4-12 ноября 1948 г. действия Японии в 1938-39 гг. у Хасана и Халхин-Гола были квалифицированы как "проводившаяся японцами агрессивная война".

Мариан Васильевич Новиков

Победа на Халхин-Голе

Новиков М.В., Политиздат,1971.

Брошюра военного историка М.Новикова знакомит читателя с боевыми действиями советско-монгольских войск на реке Халхин-Гол против японских агрессоров, нарушивших весной 1939 года границы Монгольской Народной Республики.

Мужество и боевое мастерство воинов Красной Армии и монгольских цириков, превосходство советской боевой техники привели к победе. Битва на Халхин-Голе навсегда останется примером братского содружества двух социалистических стран, суровым предупреждением агрессорам.